«Чья же это посудина?» — гадал командир, вглядываясь в повисший безжизненно флаг. И тут, как иногда случается, порыв свежего ветра, словно по заказу, чуть шевельнул складки флага, а затем и развернул его полотнище. Крашенинников отчетливо увидел желтый крест на синем поле. «Значит, все же нейтрал, швед!» — сказал он себе и мысленно порадовался, что не последовал совету Рудова, не ударил по шхуне торпедой.
И все же отпустить это судно он не мог. И не хотел. Что-то подсказывало ему не делать этого. И верх в споре со старпомом его не порадовал. Не желая обидеть Рудова, Крашенинников буднично, без всякого нажима объявил:
— Парусник — нейтрал, несет шведский флаг. Штурман, посмотрите на него, а потом загляните в справочник судов торгового флота, нет ли его там?
Пока штурман рассматривал шхуну в перископ, Крашенинников стоял возле него с закрытыми глазами и раздумывал, как быть с судном дальше. Штурман поглядел на парусник и, уйдя в свой закуток, стал шелестеть страницами толстенного справочника, а командир, так и не приняв решения, снова склонился к окуляру. Впрочем, решение он все же принял — не торопиться.
«А это что за надстроечка? И вот эта?.. Не пушки ли там запрятаны?! — недоверчиво присматривался он к шхуне. И тут же опровергал себя: «Да нет, какие там пушки! Обычные тамбуры над люками. И команда как команда: кто в белом, кто в черном, в свитерах, в вязаных жилетах, в штормовках, с капюшонами. И по судну слоняются так, как не бывает на военных кораблях». Крашенинников увидел, как матросы, что возились с брезентом, перешли к якорной лебедке на баке. Еще двое драили палубу швабрами. А по мостику не спеша прохаживался толстяк в фуражке — возможно, капитан.
Тошно было Крашенинникову от одного вида этого парусника. Топить нельзя — по флагу нейтрал, всплыть и остановить для проверки — опасно: вдруг это все же ловушка. Вот и злился, и корил себя в душе за нерешительность.
Гидроакустик доложил:
— Море и горизонт чисты, слышу только шумы парусника. Похоже, насос воду качает.
Подоспел доклад и штурмана: в справочнике вообще нет сведений о малотоннажных судах торгового флота Швеции… Крашенинников приказал:
— Артрасчетам обоих орудий быть в отсеках рядом с центральным постом! Боцман, подвсплыви, погляжу на супостата еще разок! Поднять перископ!
Боцман громко докладывал каждый метр пройденной глубины. Пискляво прожужжала лебедка, подняв перископ. Он был еще под водой, и Крашенинников заранее повернул его призмой в сторону, где должен находиться парусник. Сначала был виден только зеленовато-голубой сумеречный свет, но в окуляре постепенно светлело, и наконец он будто вспыхнул от яркого буйства солнечного дня. Головка перископа вышла из воды.
— Ага, вот он! — прошептал Крашенинников, чуть повернув перископ, затем обвел им вкруговую по всему горизонту. На море ничего не изменилось: в окуляре по-прежнему только шхуна. И тогда он решился. Подал команды:
— Опустить перископ! Артрасчеты в центральный пост| Боцман, всплывай!..
Море еще омывало палубу, а Крашенинников, лейтенант Федосов, командир артиллерийско-торпедной боевой части, и комендоры уже выскакивали из рубочного люка и бежали к пушкам.
На паруснике заметили всплывшую подводную лодку, засуетились, забегали. На мачтах прибавилось парусов. Шхуна накренилась, круто поворачивая, и понеслась прочь от подводной лодки.
Взобравшись на крышу рубочной кабины, боцман замахал флажками, вызывая парусник. Под диктовку командира он просемафорил на шхуну приказ из Международного свода сигналов: «Остановиться и лечь в дрейф! При неисполнении открываю огонь!»
Крашенинников поднял бинокль к глазам и навел на судно. На сигналы оно не отзывалось, хотя боцман и повторял их беспрестанно. На палубе и мостике шхуны не было видно ни души.
— Вот дьяволы! — плюнул в сердцах Крашенинников и приказал лейтенанту Федосову: — Предупредительный выстрел! Да гляди не врежь в него, дуролома!
Отрывисто грохнула носовая пушка. Воздух еще звенел и вибрировал, когда из воды перед форштевнем парусника поднялся снарядный всплеск. Судно рыскнуло на курсе и начало новый поворот.
