Удушающая жара стояла на аэродроме, когда приземлился их самолет. Как только они миновали двери аэропорта, доктор Альмара устремился к ним, смеясь от радости. Доктор Фернандо Альмара немного постарел. Несколько морщинок, легкая седина в его черной шевелюре, но улыбка была прежней.
— Ты узнал меня? — удивился Вержа.
— Полицейский я или кто?
Акцент, забавлявший когда-то Вержа, остался прежним. Вержа представил Сильвену, и доктор Альмара оценил ее красоту как настоящий знаток. Он не узнал Мора, но, когда Вержа представил ему инспектора, кинулся, смеясь, к нему.
Альмара провел их по длинному коридору. Формальности их не коснулись.
— Лучше сказать об этом сразу, — заговорил Вержа, — я украл миллиард.
Альмара невольно отстранился, но быстро овладел собой.
— У кого? — спросил он.
— Материально — у почтового управления. Морально — у прогнившего режима.
Они вышли на просторную площадь, забитую машинами, большей частью американскими. Альмара повел их за собой.
— Ты объяснишь мне все это позже, — сказал он.
Альмара приехал в полицейской машине, похожей на те, в которых ездят нью-йоркские полицейские. За рулем сидел шофер-мулат. Они направились к центру Каракаса по автостраде длиной в шестнадцать километров, которая с помощью двух туннелей пронизывала гору. Пригород Каракаса напоминал пригороды других южноамериканских столиц: низкие, часто ветхие, белые домишки, «суперблоки» домов, старые казармы, среди которых выросли хижины из толя. На всех крышах — телевизионные антенны, единственная роскошь этого нищего населения.
— Я заказал для тебя номер в отеле Канттш Клуба, — сказал Альмара.
Вскоре они въехали в окруженную горами столицу, пересекли аллеи, обсаженные пышно разросшимися, густо-зелеными деревьями. Отель был окружен лужайкой с двумя бассейнами. Это было огромное ослепительно белое здание, сверкавшее на солнце. Вержа был счастлив, хоть и испытывал легкую грусть. На магазинных вывесках он разобрал немало имен, созвучных баскским. Большинство прибыли сюда когда-то без единого су. У него же — миллиард в банке. Был ли он прав? Он испытывал нечто вроде угрызений совести.
* * *
Почта прибыла в город одновременно или почти одновременно с Лардатом, который с трудом добрался до аэропорта и нашел пилота.
Сразу же, по возвращении он устремился к префекту. Тот принял его крайне нелюбезно. Поскольку и сам Лардат был в дурном расположении духа, то можно только пожалеть, что рядовой избиратель был лишен возможности наблюдать разыгравшуюся между ними сцену. Может быть, она подсказала бы ему кое-какие мысли на следующих выборах.
Лардат начал с того, что обругал префекта всеми возможными словами. Как мог тот позволить, чтобы в городе началось брожение? Надо было быть безнадежным тупицей, чтобы не почувствовать, что готовится. Префект выслушал, не говоря ни слова, затем его прорвало:
— Может, вы еще хотите, чтобы я сказал вам, для кого Кокемер перевозил деньги? — прорычал он.
Молодой переправщик в отсутствие Лардата счел нужным облегчить свою совесть и выторговать себе безнаказанность в обмен на некоторые сведения. Лардат застыл на месте.
— С другой стороны, — продолжил префект, — я буду вам очень обязан, если вы отправитесь к Сала и расскажете ему точно, чем вы занимались с Вержа! Некоторые детали вызывают сомнение; надеюсь, вы понимаете какие.
Заместитель мэра сразу же смягчился. Он помнил совет Вержа: не поднимать волны. Больше чем когда-либо необходимо было ничего не предпринимать.
Оставшись один, префект в очередной раз развернул листки, которые утром получил по почте. Это была запись разговора его жены с местным депутатом, представителем большинства, переписанная с магнитофонной пленки. Было ясно, что жена префекта решительно добивалась новых почестей для своего мужа, весело посмеиваясь при этом над его супружеской честью. Другими словами, раз в неделю она проводила ночь с этим парламентарием, уверяя мужа, что очень заботится о здоровье своей матери, живущей в Париже. Но она искренне хотела, чтобы префект стал депутатом и даже министром. Она без устали превозносила заслуги своего мужа, что служило своеобразным доказательством ее верности, в данный момент малоутешительным для префекта.
