Утром Абдулла снял со стены берданку, запустил руку в ковровую сумку, вытащил два патрона.
— Больше нет, — сказала мать. — Последние. Береги.
* * *
Он держал теперь в руке эти два патрона, которые берег на крайний случай. Абдулла тщательно протер патроны полой халата и снова спрятал. Горячая волна ненависти поднялась из глубины души, смыла все сомнения и страхи. Он должен найти парашютистов…
Раскаленный полуденным солнцем воздух почти зримо струился перед прищуренными глазами, все живое забилось в норы, под редкие кусты, зарылось в песок, ни звуком, ни движением не выдавая себя. Над песками легла абсолютная тишина, какую не сыщешь нигде в мире. Кажется, даже ветру лень было шевельнуться в такую жару.
Абдулла устроился поудобнее, прикрыл лицо шапкой и, отрешившись от мыслей и воспоминаний, наконец погрузился в тяжелую душную дрему — полусон-полузабытье.
Проснулся, как и намечал, — солнце висело низко над горизонтом. Дышалось легче и свободней. Плотный халат и шапка сберегли влагу в теле, и ему почти не хотелось пить. Полежав минуту-другую неподвижно, он напряженно вслушивался в окружающий его мир, но тишина стояла плотно и недвижно.
Отдохнув, шел Абдулла легко и экономно, как ходят лишь люди песков. Излишняя торопливость в летней пустыне вела к быстрой потере воды и сил, которые восстанавливались трудно и долго.
Переваливая через очередную гряду барханов, Абдулла, прикрывшись ветвистым кустом, внимательно и осторожно оглядывал простирающуюся внизу песчаную равнину, или такыр. И после этого пускался в путь, не спуская глаз с северной стороны, где за горизонтом раскинулись Коюнлы. Скорее инстинктивно, ибо был уверен, что те трое уже ушли из тех гиблых мест. Задерживаться там им не было смысла и времени.
Маршрут диверсантам должна диктовать летняя пустыня, где жизнь измерялась количеством воды, припасенной странником, пустившимся в путешествие по здешним местам. Диверсанты могли взять с собой двух-трехдневный запас влаги, больше не унести троим при всем желании. А ведь при них и другой груз есть.
Значит, рано или поздно они должны выйти к колодцу, чтобы наполнить свои фляги и продолжить путь. Вряд ли они пойдут к известным большим колодцам, где днем и ночью можно встретить людей и которые связаны между собой оживленными чабанскими тропами.
Скорее всего они будут искать колодцы давно заброшенные, на бедных пастбищах, дающие в сутки несколько ведер воды. Их в песках было немало, небольших, полуобвалившихся, вырытых в давние времена бедолагами чабанами, согнанными с богатых пастбищ всесильными баями. Скудной той влаги при жесточайшей бережливости хватало на то, чтобы напоить десяток-другой бедняцких овец. Располагались колодцы эти вдали от дорог, и люди не бывали на них годами. Помнили о них немногие, главным образом, потомственные чабаны. Помнили на всякий случай, мало ли что бывает в пустыне. Собьется иногда чабан с пути в непогодь или в поисках разметанных горячим ветром овец — заброшенный колодец выручит, напоит. И путник в долгу не останется — в меру своих сил подравняет стенки, заменит истлевший от времени кусок веревки, подправит прохудившееся ведро.
Когда-то отец, готовя Абдуллу к профессии чабана, рассказывал ему об этих колодцах, заставляя запоминать их названия, места. Детская память восприимчива, уроки даром не пропали.
Сейчас он вспоминал на ходу: Нарзы-кую, Бяшим-кую, Вели-кую и другие колодцы, расположенные к югу от Коюнлы, сохранившие на десятилетия имена своих основателей-чабанов. В одних еще была вода, другие давно пересохли. Вспоминал подходы к ним, обходные и кратчайшие, с севера и востока, — все могло пригодиться. Но глаза по-прежнему зорко обшаривали окрестности.
У могилы Мямиш-ишана Абдулла впервые за всю дорогу приложился к фляге с полуостывшим зеленым чаем, сделал несколько скупых медленных глотков. Живительная влага смыла сухость в горле, немного взбодрила. Есть пока не хотелось, и он прилег в косой предвечерней тени, отбрасываемой небольшим шатровым куполом могилы. Как ни гнали его вперед тревога и ненависть, силы надо было беречь — таков суровый закон пустыни, выработанный веками кочевий, доказанный сотнями трагических смертей заблудившихся, забывчивых, торопящихся.
