Вечером мы долго сидели возле хижины, курили до тех пор, пока роса не загнала нас внутрь. Грохот прибоя был последним звуком, который услышал я перед тем, как заснул усталый, измученный и счастливый… Но перед тем как провалиться в пучину сна, у нас с Хелен произошел короткий разговор.
— Почему ты называешь его Убийцей? — донесся до меня ее голос с узкой кровати, стоявшей у противоположной стены хижины.
— Так его называли в нашей «коммандос».
— Он что, творил какие-то ужасные вещи? — после долгой паузы спросила она.
— Всем нам приходилось делать то же самое.
— Но теперь-то ты от этого избавился?
— О чем ты говоришь?
— Тебе не снятся кошмары?
— Нет. Ничего подобного не испытываю.
— Интересно, — пробормотала она перед тем, как заснуть, — у всех ли война прошла так бесследно?
Если бы мы знали, что это наш последний мирный день в Плеттенбергском заливе! На следующее утро мы опять рыбачили. Правда, без особого успеха, если не считать акул. К полудню упаковали пожитки и отправились в долгий обратный путь. Тут-то нам и был уготован один из многих сюрпризов и ужасов, ожидающих нас. Машину остановили возле самой деревни двое полицейских. Одним из них был Ван Виллинген. Он кивнул нам вместо приветствия и в упор уставился на сидевших сзади Эдди и Уайта.
— Ну, как рыбалка? Хорошо клевало?
Мы расцвели от удовольствия и показали пойманную рыбу.
— Вам повезло. У вас теперь есть алиби. Прошлой ночью здесь произошло убийство.
Хелен сжала мне руку, а сам я почувствовал, как весь похолодел, несмотря на жаркое солнце.
— Убийство? — переспросил я растерянно. — Что случилось?
— Еще одно убийство, вот что случилось. — Ван Виллинген был сосредоточен и внутренне напряжен. Понятно было, что ему хотелось побыстрее избавиться от нас и начать действовать, а не отвечать на глупые вопросы. Учтивость его, однако, вынуждала терпеливо отвечать на сбивчивые наши вопросы. — Примерно то же самое, что и в прошлый раз, — угрюмо объяснял он. — Ограбили магазин Клоофа. Опустошили ящик с деньгами и вскрыли сейф. Похищено фунтов восемьдесят-девяносто. Так, по крайней мере, утверждает его дочь. Бедный старик Клооф. Он в этом году собирался на покой.
— Он мертв?
— Когда мы появились, он уже был мертв.
Мы распрощались с Ван Виллингеном и покатили в деревню, охваченную беспокойством. На каждом шагу полиция, кучки людей на углах, серьезные лица, гневные взгляды. Впервые за все время цветные перепуганно шарахались от нас в стороны, словно боясь угроз и ударов… Охваченная горем миссис Боэрзма сидела в магазинчике.
— Бедный старик Клооф! — повторила она слово в слово восклицание Ван Виллингена. — Ему было уже за семьдесят. Он всегда был нашим хорошим другом. Кто мог сделать такое со стариком?
— Вы должны быть очень осторожны. У вас ведь такой магазин… — положив ей на плечо руку, начала было Хелен.
— Никогда они меня не ограбят! — уверенно заявила миссис Боэрзма с гордостью. — Они не такие дураки, эти сколли, чтобы лезть ко мне!
Совершенно очевидно, что именно ее-то магазин и попытаются ограбить в первую очередь, кто бы ни были эти «они». Но я решил не спорить.
— Ну, хорошо. И все же берегитесь, никому не открывайте ночью дверь и все такое, — сказала ей Хелен.
— Но что все-таки произошло с Клоофом? Его ударили чем-нибудь или как? Или его застрелили? — поинтересовался я.
— Говорят, задушили.
— Какой ужас! И это в Плеттенберге! — воскликнула Хелен.
То же самое сказал и Джеймс Форсит, когда мы возвратились домой, с трудом пробравшись сквозь уличную толпу.
— Никогда ничего подобного не слышал, — гудел он. — Утром я проверял свой архив. Вот уже двадцать лет, как в Плеттенберге не случалось ни одной насильственной смерти. А последний раз подрались два пьяных моряка, и один убил другого. Но это было давно. И вот тебе на! Два убийства за какую-то неделю!
— Вы все думаете, что это дело рук банды туземцев?
— Да, — незамедлительно ответил он. — Если бы мне дали волю, я бы пересажал их всех в тюрьму и держал бы там, пока не обнаружат преступника. Чертовы голландцы! Они и гриппа в холодную погоду не поймают, — проворчал Форсит.
