— Вы уверены, что Майзель покончил с собой?
— А кто его знает? Может, и покончил. Я при этом не присутствовал. А вообще, он был чокнутый, этот Майзель.
— Хватит! Одевайтесь!
Видно, он понял, что я от него все равно не отвяжусь.
— Отдайте ключ, тогда пойду.
— Не отдам. Вернемся — пейте сколько влезет.
— Ну один глоточек!
— Черт с вами! Лакайте!
Я отпер шкаф и налил ему в мензурку на два пальца. Но тут у меня опустилась рука, и содержимое бутылки полилось на ноги. Среди огрызков хлеба, недокуренных сигарет лежала стреляная гильза.
— Перестаньте разливать виски! — крикнул Милн. — У меня его не так много осталось, чтобы поливать пол.
Я поставил бутылку.
— Скажите, Милн, откуда у вас эта гильза?
Он выпил и еще раз себе налил. На этот раз я ему не препятствовал.
— Откуда гильза? Подобрал около шахты.
— Когда?
— Не помню. Давно.
— Зачем?
— А чего ей там валяться?
Я взял гильзу. Судя по влажным окислам на поверхности, она долго находилась под открытым небом и попала на стол к Милну не далее чем вчера.
— Ладно, — сказал я, — поход отменяется, а теперь сядьте, и поговорим по душам.
— А разве до этого мы говорили не по душам?
Он снова начал хмелеть, но я подумал, что, может, это лучше. Больше вероятности, что проболтается спьяну.
— Слушайте, Милн. Есть основание считать, что Майзель был убит, и подозрение падает на вас.
Он ухмыльнулся.
— Ну нет! Номер не пройдет! У меня железное алиби. Я тогда два дня не уходил с базы.
— Но именно вы нашли труп.
— Это еще ничего не доказывает.
Милн нахмурился и засопел. Видимо, такая постановка вопроса ему была не очень приятной. Я выдержал долгую паузу и спросил:
— Вы вчера шли за мной к шахте?
— Шел.
— Зачем?
— Обожаю детективные романы. Хотел поглядеть, как работает прославленный Джек Клинч.
— И чтобы облегчить мне работу, спрятали гильзу?
— Может быть.
— Где вы ее обнаружили?
— Она сама попалась мне под ноги. Около входа на «пятачок». Видно, отнесло туда ветром.
Я мысленно обругал себя болваном. Эту возможность я не предусмотрел. В самом деле, ветер такой силы вполне мог откатить легкую гильзу.
— А потом из-за того же интереса к детективным сюжетам вы пытались меня убить?
— Я этого не делал. Слышал, как упал обломок скалы, но я находился тогда внизу.
— Что же, он сам так просто и свалился?
— Возможно. Такие вещи тут бывают. Полно бактерий, разлагающих горные породы. Остальное делает ветер.
— А вы не допускаете мысли, что этот обломок кто-то сбросил нарочно?
— Вполне допускаю.
— Кто же это мог сделать?
Он удивленно взглянул на меня..
— Как кто? Конечно, Энрико. Вы его еще не знаете. Угробил двух жен, и вообще ему убить человека легче, чем выкурить сигарету.
О господи! Час от часу не легче! Я вообще уже перестал что-либо понимать. Если даже допустить, что все они убили Майзеля сообща, то какой ему резон топить Лоретти? Ведь о главной улике — пуле, найденной в пепле, — им ничего не известно. Зачем же Милну так легко соглашаться с версией убийства? На суде все равно вскроется правда, тем более что изворачиваются они очень неумело. Однако так или иначе, но допрос нужно было довести до конца.
— Значит, Лоретти мог и Майзеля убить?
— Конечно!
— Вы располагаете какими-нибудь данными на этот счет?
— Я же вам сказал, что это законченный негодяй.
— Ну а взрыв в шахте — тоже дело чьих-нибудь рук?
— Не думаю. Тут все объясняется просто. Бактерии выделяют много водорода. Я предупреждал Майзеля, чтобы он был осторожнее.
— И он вас не послушал?
— Видно, не послушал, раз произошел взрыв.
В комнате было нестерпимо душно, и я весь взмок. Хотелось поскорее уйти из этого логова алкоголизма, но многое в Милне мне еще оставалось неясным. Я решил повернуть допрос в новое русло.
— Скажите, Милн, почему вы так опустились? На Земле у вас жена и трое детей. Неужели вам не стыдно предстать перед ними в таком виде?
Он вздрогнул, будто я ударил его по лицу.
— Мне страшно, Клинч, — произнес он после небольшой паузы. Весь его гаерский тон куда-то улетучился. — Вы знаете, что такое страх?
— Знаю.
— Нет, не знаете, — вздохнул он. — Вам, наверное, никогда не приходилось умирать от страха. Мне кажется, что я схожу с ума. Я боюсь всего. Боюсь этой проклятой планеты, боюсь Лоретти, боюсь Долорес, боюсь…
