Люди на леднике замерили рулеткой расстояние между рейкой и старой сместившейся вехой. Записали отсчет, вместо черной рейки воткнули вешку, снятую со старого створа, и двинулись к следующей вехе. Владимир оторвался от теодолита и закрыл лицо руками. Минутку можно отдохнуть от ветра. Ресницы смерзлись и стягивают веки. Теплом рук и дыханием он отогревает лицо, снова поворачивается к ветру. Пора взглянуть в трубу. Лыжник с черной рейкой как раз в это время подошел по створу к месту второй вехи и воткнул рейку. Кучерявый флажком просигналил ему поправку. Люди идут поперек ледника, приближаясь к теодолиту. Они в движении, им тепло. Кучерявому холодно стоять на месте. В перерывах между наблюдениями он отплясывает на большом камне чечетку. От ветра чуть вздрогнула тренога. Кучерявый этого не заметил. Он видит только, что сверху наползает туман.
Восьмая, девятая, десятая вехи… Пора проверить, ровно ли устанавливается створ. Кучерявый повел трубой вверх к реперу. Что такое? Две последние вехи стоят в стороне от створа. Недоглядел. Он вскакивает на камень и отчаянно крутит флажком: Люди на леднике остановились. Одна фигурка, та, что с биноклем, поворачивает назад исправлять створ. А ветер несет по леднику клочья тумана. Они все ближе. Все ниже спускаются облака, погода портится. Пройдена половина створа — до середины ледника. Теперь легче разглядеть людей и рейку даже в тумане.
Да, но если опять сбился теодолит, теперь в тумане не увидишь, не исправишь наводку… Кучерявый нервничает: в такую погоду на створе работать нельзя. Но как сообщить людям на леднике, что он их плохо видит и не может ручаться за точность установки створа?
И вдруг он замечает, что все три фигурки собрались вместе и как ветряные мельницы неистово машут руками. Посиневший от холода Владимир догадывается: «Работу продолжать не можем. Слезай. Съемка показаний по створу переносится на завтра».
Закоченевшие зимовщики торопливо перебирают лыжными палками. Быстрая ходьба согревает. Чертова погода! Как она усложняет работу!..
Дома их ждет приятный сюрприз. Дежурный протягивает принятую из Ташкента долгожданную радиограмму.
«Переход Аллабергенова на верхнюю зимовку разрешаем».
Удивительно ясная, тихая погода, которую никто не ожидал в феврале, позволила зимовщикам без особых хлопот спуститься в обсерваторию и привести с собой Таджи Аллабергенова.
Радио было мостиком, который связывал нас с Большой землей и, разумеется, Большую землю с нами. Мы рассказывали товарищам, оставшимся на Большой земле, о наших радостях и невзгодах, трудностях и победах. Они помогали нам словом, приветом. Мы имели возможность беседовать со своими родными и близкими.
Но, к сожалению, анодные батареи имеют свойство приходить к концу.
На остатках электричества мы передали в Ташкент радиограмму, в которой сообщили, что скоро потеряем связь не только с Большой землей, но и с расположенными рядом зимовками. На следующий день Ташкент сообщил: на зимовку выходит группа альпинистов, возглавляемая мастером спорта Вадимом Эльчибековым. Она доставит анодное питание для радиостанции.
Мы все были альпинистами и отчетливо представляли, как идут сборы в Ташкенте. Штаб-квартира похода расположена, разумеется, дома у Вадима Эльчибекова. Сюда с разных складов, со всевозможных продуктовых баз доставляется все необходимое для путешествия. Один тащит рюкзак с тушенкой, другой — лыжи, третий с трудом удерживает в объятиях связку спальных мешков.
Почти наверняка в ночь перед выездом никто не спит. Не уточнены какие-нибудь детали маршрута, или вдруг оказывается, что для бензиновых примусов нет горючего.
А потом вокзал. Шумные проводы. Шутки, смех, напутственные слова…
Да, начало путешествия мы представляли отлично. О продолжении его узнали гораздо позже, когда встретились с нашими друзьями уже на зимовке. Пришли они туда через двадцать один день после выезда из Ташкента.
6 марта из Оша альпинисты на машинах отправились в горы. Под перевалом Талдык впервые встретились снежные заносы. Мощные бульдозеры-снегоочистители прокладывали путь — машины шли в траншее, прорытой в глубоком снегу. За перевалом дорогу преградила огромная снежная лавина, сползшая со склона. Стены прорытого в лавине коридора достигали восьми метров высоты, так что и солнца не было видно.
