– И смогла?
– Ну, очевидно, смогла, – улыбнулась я.
– А Эйрин?
– Эйрин… – я посмотрела на свои руки, сцепленные на колене.
– Если ты не хочешь…
– Нет, все нормально. Пришло время признаться кому-то, кроме себя, что я оказалась дрянью. Я просто не была готова к тому, чего она хотела.
– Это к чему?
– Семья, остепениться. Совместное проживание.
– А ты не?…
Я провела рукой по волосам и замотала головой:
– Наверное, нет. Иногда мне казалось, что хочу, что я смогу это сделать, понимаешь? Я хочу сказать, она была вроде твоего Лонни: очень милая, добрая и сердечная. Но мне чего-то не хватало. И я никогда не могла понять, чего именно.
Я поглядела на Хейли. Она смотрела на меня напряженно и внимательно, полностью поглощенная моими словами. Я опустила взгляд:
– Иногда я думаю, что я ненормальная… винтиков не хватает в голове…
Я подняла голову и слабо улыбнулась. Она усмехнулась в ответ:
– Я не думаю, что тебе винтиков не хватает, Энди. Она просто не тот человек и появилась не в тот момент. Это не криминал.
– Может быть, и нет. Но морочить ей голову три года – вот это криминал.
– Ты это о чем?
– Понимаешь, я много раз говорила ей, что я не хочу того же, что она, но она продолжала настаивать на сохранении отношений, говорила, что она может за себя постоять и хочет, чтобы я была с ней. И я, – тут я вздохнула, – я оставалась. А когда умерла Анна, я поняла, что жизнь слишком короткая. И раз я облажалась, то это совершенно не значит, что она тоже должна. Она заслуживала лучшего.
– Это очень благородно с твоей стороны, Энди.
Я посмотрела на нее, ожидая сарказма, но увидела только понимание.
– Эйрин поймет и осознает, что ты поступила так ради ее блага. Если она такая замечательная, как ты рассказываешь, ей непременно кто-то встретится, и у них будет все, чего она хочет.
– Спасибо. Надеюсь, что так и будет.
Мы обе помолчали, переваривая еду и сказанное. Наконец Хейли произнесла:
– А как мама восприняла твой каминг-аут? Я так полагаю, она догадывалась?
– О да. Она все замечательно восприняла.
– Я не очень удивлена, – она улыбнулась и оперлась локтем на диванную подушку, подперев висок кулаком. – И я также не удивлена тем, что ты мне открылась.
Она вздохнула и подняла взгляд на меня:
– Энди, почему ты не пришла на мой выпускной? Ты ведь обещала, что придешь?
Я озадаченно глядела на нее, наверное, с минуту, а потом сообразила. Ни слова не говоря, я встала и прошла в спальню. Я открыла дверь чулана и вытащила на свет божий большую коробку из-под обуви, где я хранила всякую всячину. Я ковырялась в ней, пока мои пальцы не наткнулись на жесткий материал обложки. Есть! Я поспешила назад в гостиную, села рядом с Хейли и открыла коричневую обложку альбома, украшенную золочеными узорами по краям.
– Это что? – спросила Хейли.
– Каждую фотографию, сделанную в те годы, я вклеивала сюда.
– Когда ты так говоришь «в те годы», можно подумать, что ты была в концлагере.
– Просто зови меня Ребеккой.
Она хихикнула.
– Ну вот, – перелистнув несколько страничек, я нашла то, что искала. Хейли забрала у меня альбом, внимательно всмотрелась в фотографию и перевела взгляд на меня:
– Это же я! В моей выпускной мантии.
Я кивнула и откинулась назад, опираясь на руки. Я смотрела Хейли в лицо, пока она погружалась в снимок: толпа, стадион, одноклассники… Она улыбнулась и провела рукой по глазам.
– Ты все-таки пришла, – прошептала она.
Я кивнула:
– Ненадолго, но да.
Она глядела на меня, и я могла видеть в ее глазах слезы. На ее лице смешались боль, удивление и чудо. Закрыв альбом, она снова провела пальцами по глазам, а потом зевнула. Я посмотрела на стоявшие в углу высокие напольные часы:
– Ух ты, уже почти одиннадцать!
– Я знаю. Мне пора собираться.
Я встала, вытянула руки над головой и тоже зевнула.
– Было очень здорово, Энди. Надо будет собраться снова.
Она улыбнулась мне с искренним удовольствием на лице.
– Спасибо. Мне тоже понравилось, и я согласна.
– Давай, я помогу тебе убраться, – она наклонилась и ухватила наши тарелки. Я ее остановила:
– Нет, Хейли, я сама.
Она выпрямилась и поглядела на меня:
– Энди, нет. Я помогала намусорить…
