Я ухватила пульт и нажала кнопку «стоп». Стереосистема вырубилась, а я вернулась к своим счетам, выписывая чеки направо и налево.
В дверь постучали.
– Заходи, Эйрин, не заперто! – крикнула я. Задняя дверь отворилась, и я услышала звук шагов, приближающихся по дощатому полу. Руки тихонько обвились вокруг моей шеи, и теплые губы прикоснулись к щеке.
– Доброе утро.
– И тебе привет, – я потянулась вверх, улыбаясь и охватывая ее руки в ответном объятии.
– Чем занимаешься? Ты готова?
– Ага. Вожусь с чековой книжкой.
Моя девушка уселась за стол напротив меня.
– Знаешь, иногда мне кажется, что я никогда не расплачусь за этот дом. Они снова подняли налоги. Стервятники, уж ты мне поверь!
– Я верю, детка, – улыбнулась она, – Знаешь, а ведь мы могли бы оплачивать только один дом… вместе…
Она позволила предложению повиснуть в воздухе, а я едва сдержала раздраженный вздох и посмотрела в ее исполненные надежды карие глаза.
– Эйрин, мы ведь уже обсуждали это…
– Я знаю, прости, – она вздохнула и похлопала меня по руке, – не знаю, что на меня нашло… Ну, ты готова? – с улыбкой повторила она. – Пойдем, я же знаю, что ты не хочешь опоздать на встречу с обожаемой Линдой Эдер. В который раз ты идешь на ее концерт, в третий?
– Пятый, но кто их считает? – ухмыльнулась я, сворачивая свою бухгалтерию. Я встала, приставила стул к столу, взяла ключи от машины, билеты, вывела Эйрин наружу и закрыла за нами дверь.
Я взирала на свой сэндвич, пытаясь понять, какой вид мяса на этот раз изображает из себя курятину. Надпись на обертке утверждала, что это курица гриль, содержимое упаковки было вполне куриного цвета и даже с изящными отметинами от решетки, но вот за все свои 29 лет я не пробовала решительно ничего, что так сильно отдавало бы соей. Даже в мои школьные годы производители умудрялись маскировать вкус сои лучше.
Я завернула надкушенный сэндвич обратно в упаковку и решила, что лучше будет сжевать пакет морковок. По крайней мере, я помнила, что удосужилась хоть их принести. С тоской я вспомнила свой пакет с ланчем, оставшийся на кухонном столе, когда я в спешке выбегала из дома. Я терпеть не могла засиживаться у Эйрин допоздна. В этом случае бывало здорово, если на следующий день я не забывала прихватить собственную голову.
Со вздохом я забросила в рот очередную молодую морковку и посмотрела на дверь кафетерия, интересуясь, покажется ли Эйрин здесь в ближайшее время. Взглянув на часы, я поняла, что скоро будет нужно возвращаться в лабораторию. Сегодня был очень важный день – мы с доктором Самантой Торрес проводили эксперимент с тканями пациентов, проверяя, ответят ли они позитивно на применение Эксрентона – лекарства, которое мы пытались усовершенствовать. Мы специализировались на пациентах, страдающих рассеянным склерозом. Здесь, в клинике Мейо мы сталкивались с самыми необычными и сложными случаями заболевания. Иногда трудно было не впасть в отчаяние, осознавая, что с каждым годом таких случаев становится все больше и больше.
– Здравствуйте, доктор Литтман!
Я обернулась и увидела Эйрин. Она бросила на стол свой кошелек и поставила рядом поднос с ланчем.
– Ты как раз вовремя появилась.
– Да, знаю. Меня задержали.
Я посмотрела на ее больничный костюм медсестры детского отделения – весь в косолапых мишках и переваливающихся утятах на пурпурном фоне.
– Мм… веселенькая расцветка, – я мотнула головой в сторону ее наряда. Она оглядела себя, поправила выбившуюся прядь каштановых волос и пожала плечами.
– Ну, детям, кажется, такое нравится.
– Да, конечно нравится. Они симпатичные.
Она посмотрела на меня и подперла подбородок рукой.
– Что-то не так, Энди?
– Да нет, ничего, – я взглянула на нее, совершенно не желая обсуждать нашу личную жизнь здесь.
– Неправда. Это из-за выходных?
Я откинулась на спинку стула и бросила остатки морковки на стол.
– Может быть.
– Ну на что тут обижаться? Мы же обо всем договорились.
– Ты имеешь в виду, ты обо всем договорилась? Прошлым вечером все вышло по-твоему, и не тебе пришлось идти на уступки.
Она наклонилась вперед и понизила голос.
– Энди, все, чего я хотела, это чтобы ты осталась на весь уикенд у меня, – она посмотрела мне прямо в глаза. – И что в этом плохого?
