Она вошла в нашу жизнь в год, когда погиб мой отец. Он был известным геологом и однажды не вернулся из экспедиции. И тогда в нашей растревоженной квартире появилась тетя Надя, а вместе с ней короткое, веское слово «вещи».
— Ленка! Чего вещи-то разбросаны? Помоги матери, собери! — властно командовала она. — Дожились до ручки! Говорила я твоему отцу.
Мне было семь лет, и никто никогда до этого не называл меня Ленкой, и никто не приказывал мне. Я вздрогнула, глянула на мать, но глаза ее были пустыми — она ничего не видела вокруг. И я подчинилась.
Тетя Надя была сестрой моего отца, но прежде она никогда не появлялась в нашей жизни. Отец лишь морщился, когда о ней вспоминали. С самого детства шли они разными дорогами и к разной цели. Работала тетя Надя дамским парикмахером.
С того дня она прочно вошла в наш дом. Мы обе — я и моя мать — исчезли. Была только, она и ее дочь Альбина, Алечка.
Все, что делала Алечка, было хорошо; все, что делала я, — плохо. С годами я совсем разучилась понимать истинную цену своих поступков. В жизни, которую признавала тетя Надя, я стала неудачницей. Главным в этой жизни были деньги. Безразлично, каким путем приходили они в дом. И еще Алечкино приданое. Нам было по десять лет, когда о нем заговорили впервые, и с тех пор то, что уже куплено, и то, что еще надо было купить, стало постоянной темой разговоров. В конце концов все эти вещи стали казаться мне живыми и оттого еще более неприятными.
А была ли другая жизнь? Наверное. Но я не успевала узнать о ней. Тетя Надя не любила подолгу жить на одном месте. С детства мелькали передо мной города, люди, какие-то тетины знакомые. И никогда не было места, которое я могла бы назвать «своим».
Шаман недовольно поднял голову и заворчал — в дверь просунулась белая морда коня Ландыша. Вряд ли где-то еще молодой сильный конь мог бы жить на таком пиратском положении.
Ландыша с разбитыми копытами бросили здесь геологи, Всезнающий одессит Лева и хозяйственный Кряжев вылечили коня. Он так и остался в отряде, хотя обязанности Ландыша никому не известны. Зато потребности у него растут не по дням, а по часам.
Глядя на коня, я думаю, что мы иной раз сами насаждаем тунеядцев тем, что не можем твердо сказать им, где и как они должны работать.
Тетя Надя, например, убеждена, что основное место ее работы не в парикмахерской, а на дому, где она «по вольной цене» делала прически первым дамам города, а теперь — дамам поселка.
Ландыш, конечно, просто подчиняется обстоятельствам, но сюда он пришел уже не за куском хлеба с солью, а за окурками. Безделье успело развратить его.
Но он ошибся — сегодня здесь окурков не найти. Сколько их я выгребла из углов! Недовольно фыркнув, Ландыш ушел, а я вдруг подумала: как-то отнесутся хозяева к тому, что я сделала? И стало неловко.
Первыми пришли Женя и Лева. Он уже третий год «трется» на бурах и везде чувствует себя отлично. Наверное потому, что солнечная Одесса с избытком наделила его оптимизмом и самомнением. Оба на секунду замерли на пороге.
— Ох ты, бубны-козыри, как у нас здорово стало! — сказал Лева и весь расплылся в улыбке. А Женя просто подбежала ко мне и поцеловала в щеку.
Подошли и остальные. Хвалили за вкусный обед, за чистый пол. У всех были благодарные глаза. И все это тепло принадлежало мне. Впервые в жизни.
Стало даже немного страшно: неужели дорога к людям так проста, а я мучительно искала и не находила ее столько лет!
Работа буровых — столкновение романтики с прозой. Вокруг тайга со всеми тайнами и бедами, а тут обычный кусочек жизни.
На болотистой равнине — два станка с поднятыми мачтами. Они похожи на жирных комаров, впившихся в землю. Около них до глаз облепленные грязью мастера и желонщики. Чуть в стороне — погнутое железное корыто зумпфа, под ним костерок, а около в дыму маячит рослая фигура промывальщицы Любки. Яша, как обычно, возится у своей подстанции. Руки его особенно вежливы сегодня — видно, что-то не ладится.
Станки работают в русле древней реки. Думаю, что в те времена долина выглядела лучше… Сейчас это огромная мшара, заросшая ерником и больными лиственницами. Они, как старые сплетницы, наклонились друг к другу и шепчутся, шепчутся о чем-то. Очень трудно представить, что где-то там, в глубине, под шубой торфов, спрятано золото. Но оно там. И именно поэтому день и ночь сосут землю стальные комары.
