В тот же день он изложил начальнику свой собственный план ликвидации самогоноварения в районе, получил «добро» и уже в конце следующей недели возглавляемая им опергруппа сдала в утильсырье целый грузовик цветного металлолома, состоявшего главным образом из причудливо изогнутых труб, бачков, бидонов, кастрюль и корыт. Кроме того разрушению подверглись два стационарных аппарата, представлявших собой по сути дела ни что иное, как маленькие винокуренные заводики. Попутно «методом разлития» было уничтожено несколько бочек готового продукта и не поддающееся учету количество полуфабриката.
Слух о необыкновенных способностях Кулькова разнесся по городу, как лесной пожар. Дворники и ранние прохожие стали находить по утрам искореженные и побитые конструкции весьма специфического, легко узнаваемого назначения — явные приметы отчаянной паники, поразившей местных бутлегеров. Резко упала продажа сахара в магазинах, что могло пагубно отразиться на месячном плане товарооборота. Прекратились все сделки по распиловке дров, вспашке огородов, доставке навоза и ремонту квартир. Впервые в текущей пятилетке медвытрезвитель остался без клиентов, за что его начальник немедленно получил головомойку от руководства отдела. Заведующий райфо вынужден был отложить празднование своего пятидесятилетия до лучших времен. Самогонный чад, некогда висевший над городом как знаменитый лондонский смог, исчез в считанные дни. Бывший работник культуры, а ныне законченный алкоголик Костя Шкалик, за кружку пива слагавший всем желающим эпиграммы, а за стакан водки оды, сравнивал события этой достославной недели с такими памятными для города трагедиями, как набег хана Кайдана в тринадцатом веке; зверства князя Юрия Милославского в семнадцатом и провозглашение в уезде так называемой «независимой республики дезертиров», имевшее место в двадцатом году нашего века.
Кульков все чаще ловил на себе недобрые взгляды сограждан. Знакомая продавщица, швыряя ему покупки, высказалась в сердцах: «Жри, Ирод! А подумал ты, что дети мои будут жрать, если я без премии останусь?» В бане не нашлось желающих потереть Кулькову спину, а когда он, намылив голову, опрокидывал на себя шайку с горячей водой, кто-то изо всей силы запустил в него мочалкой. Из бани Кульков ушел не домывшись.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы начальник в одно прекрасное утро вдруг не отменил все рейды. Человек тертый и многоопытный, он умел думать не только о настоящем, но и о будущем. А столь резкий скачок одного из основных отчетных показателей как раз и работал против будущего. Вышестоящие инстанции привыкли оценивать работу низовых подразделений по принципу, изложенному в известной песне: «все выше и выше, и выше-е-е…» Сколько бы самогонщиков ни выявил в этом году отдел — десять или миллион — в следующем году придется выявить хотя бы на одного, да больше. Иначе сразу пойдут разговоры о «работе ниже собственных возможностей», «утрате позиций», «ослаблении активности в борьбе с правонарушениями» и так далее. Конечно, Кульков сильно выручал коллектив. Но все понимали, что он не вечен. А второго такого где возьмешь?
Заместитель начальника очень любил вызывать сотрудников к себе в кабинет. «На ковер», так сказать. И не только любил, но и умел. Приглашение никогда не передавалось непосредственно, а только через дежурного по отделу. Дата назначалась заранее — пусть бедолага поломает головушку, помучается, стараясь вспомнить, чем это он таким провинился. (А в том, что грешки водятся за каждым, заместитель не сомневался). Время всегда выбиралось самое неудобное — поздний вечер, выходной день, обеденный перерыв. Скрупулезно следя за точностью явки подчиненных, он никого из них не принимал сразу, а предварительно мариновал в приемной. Кулькову в этом смысле еще повезло: назначено ему было на восемь утра, а аудиенция началась уже в половине девятого.
— Скажи, Кульков, только честно — ты употребляешь? — хмуро спросил заместитель и щелкнул себя указательным пальцем по сонной артерии.
— Ни-ни… Мне сейчас что водка, что керосин, одинаково. Даже притронуться противно.
