Но до этого она возвратила Рог на его законное место в витрине второго зала. После вечернего осмотра экспонатов, перед самым закрытием дверей, когда в музее уже никого не было, она, сославшись на забытую сумочку, вернулась к витрине, отодвинула стекло и поставила Рог на место. Датчик на стекле к этому времени был уже установлен, но сигнализация была еще не включена, и помешать ей никто не мог. После этого она спокойно вышла на площадку, попрощалась с дежурным научным сотрудником и ушла домой.
И когда ты вернулся из Москвы и утром, встревоженный, прибежал в музей, Рог спокойно стоял на положенном месте.
Друзья молчали. Стыл в пластмассовых чашках кофе.
— Ну, а теперь я хочу задать тебе вопрос, — сказал Стас, — как специалисту. Действительно ли этот Золотой Рог принадлежал самозванке Елизавете?
— Трудно сказать… — Саша Демич пожевал попавшуюся кофеинку. — В документах о самозванке упоминается Рог, сделанный из золота. Но никаких оснований утверждать, что это именно наш Рог, нет.
— Да, но надпись? Elisabeth, Елизавета? Ведь именно так называла себя самозванка! Разве это не серьезный аргумент?
— Ну, Стас, какой же это аргумент? Елизавета — это издавна одно из самых распространенных в Европе женских имен.
— Да, ты прав, — вздохнул Стас.
— Так что, вполне вероятно, история Золотого Рога так же, как и родословная, идущая от графа Орлова и таинственной самозванки, могли быть просто красивой легендой, придуманной в одном из поколений небогатой дворянской семьи Доманских для обоснования знатности своей фамилии и воспитания, несмотря на бедность, гордости и достоинства в своих детях. Тогда на каком-нибудь подходящем Золотом Роге и могло быть выгравировано имя самозванки, а потом в целях придания Рогу большей загадочности скрыто эмалевой росписью.
— Но ведь все это может быть и правдой? — со скрытой надеждой спросил Стас.
— Может быть и правдой… — задумчиво ответил Демич. — Но чтобы с научной достоверностью установить это, надо провести расследование посложнее, чем то, которым ты занимался, — усмехнулся он.
Стас стал серьезным.
— Знаешь, — сказал он, — мне почему-то хочется, чтобы все это оказалось правдой. А тебе?
— Мне почему-то тоже… — устремив глаза в небо над рекой, согласился с другом Демич.
В безбрежной синеве гроздьями поднимались к солнцу белоснежные торжественные облака. На реке крутобокий буксир с длинными усами расходящихся к берегам волн упорно тянул против течения чистенькую нефтеналивную баржу. Речной ветер большой прохладной ладонью трогал разгоряченные лица друзей. А из-за их спин доносился ровный, ни на минуту не смолкающий монолитный гул большого города.
Жизнь продолжалась. И, значит, продолжалась история.
