— Ты чего — проблему наживаешь, придурок?
Я взял его за пальцы и выгнул их. А чего, в самом деле? Они так красиво болтались перед самым моим носом, что просто грех было не воспользоваться.
— Ксивы верни, — попросил я.
Он слегка подогнулся в коленях — оказалось, не совсем монолитный, — и разнервничался. Возможно, душила обида за то, что не успел вовремя убрать пальцы. А может, и то обстоятельство, что пришлось сгибаться — пусть даже слегка и только в коленках — сыграло свою роль. В отместку охранник попытался меня ударить. Сперва левой рукой. Но когда я посильнее выгнул его пальцы и удар ушел куда-то в молоко, то лягнул ногой.
Попал, между прочим, в бедро. Стало больно. И даже обидно — понять, что на месте удара будет синяк, труда не составило. Вы можете начинать смеяться, но я совсем не любитель синяков по всему телу, хоть иногда и случается. Как абстракция они были, возможно и неплохи. Только я не любитель абстракционизма. А если брать более приземленные материи, то я даже не мазохист — не знаю, хорошо это или плохо. На мой взгляд — хорошо. И менять свои вкусы я не собирался. Осерчал, выронил из рукава монтировку и сунул ее охраннику между ног. Когда тот согнулся пополам, добавил сверху по голове. Не сильно — до легкого звездопада. Мне совсем не улыбалось, чтобы он потерял сознание. Я хотел с ним еще за жизнь пообщаться. Но сперва охлопал на предмет обыскать, извлек из кармана бумажник и открыл оный. Подарка для Четырехглазого там не было. Деньги, карточки и прочая дрянь. Даже паспорт и водительские права — но к Четырехглазому они не имели никакого отношения. Документы коллеги находились где-то в другом месте. Это было хуже, но не смертельно.
— Твоей ксивы тут нет, Четыре Глаза, — огорчил я его, протягивая бумажник. — Только этого хуцпана бумаги. На, возьми. К восьми утра в таксопарк подтягивайся. Он туда твои документы доставит. Там и обменяетесь.
Четыре Глаза неуверенным жестом принял бумажник и на всякий случай поинтересовался:
— Что, вместе с деньгами, что ли?
— Они ведь твои бабки тоже не вернули? — спросил я. — Так что не парься. Если что — завтра утром посчитаетесь. Я постараюсь успеть, чтобы при этом присутствовать. И мой совет прихвати — не попадай ты больше в такие хипеши. У тебя получится. Ты же мирный человек, Четыре Глаза. Что на тебя нашло?
— Не знаю, — все многочисленные гляделки коллеги, и даже фингал под ними, выражали отчаяние. — Я ведь просто телку хотел снять. Кто же знал, что так получится?
— Вот и доснимался, — резюмировал я. И решил немного поморализаторствовать. А чего — другим можно, а мне нельзя? Это же не значит, что я готов подписаться под каждым сказанным словом. Просто понты понарезаю — для себя, ничего кроме. Ну, а если мои слова и на него повлияют — тоже неплохо. — Чистоту семейных отношений блюсть надо, это я тебе как эксперт говорю. Взялся за Любаву — вот и держись за нее. Она у тебя мягкая и теплая. И нечего от добра добра искать. Все, вали.
Моя речь в защиту семейных ценностей произвела впечатление. Теперь Четыре Глаза всем своим видом выражал раскаяние. Я готов был последние носки прозакладывать — в ближайшие полгода его налево не потянет. Неплохой результат для меня, как для психолога, мягко говоря, начинающего.
Но один нюанс, оказалось, до Четырехглазого так и не дошел.
— Как валить? — удивился он. — А ты?
— А мне еще с товарищем побеседовать надо, — я небрежно мотнул пальцем в сторону лежащего тела. — Вали, друг. Ты мне только мешать будешь. Отвлекать, с советами ненужными лезть. Ни к чему это.
— Ага, — Четыре Глаза попытался сделать вид, что все понял, хотя по тону было ясно — ни хрена он не понял. — А на чем валить?
— Найди Рамса. Сам же говорил, что он где-то здесь ночует. Вот на нем и вали.
Кажется, наконец дошло. Во всяком случае, Четыре Глаза, на ходу засовывая трофейный бумажник в карман, таки отправился на поиски нашего коллеги, который мог бы доставить его домой. А я остался наедине с телом, до которого нужно было донести кое-какие простые истины. Снова склонился над ним и попытался представить, что оно сейчас чувствует и какие мысли про меня думает. Понять противника, как по секрету шепнул мне однажды Александр Васильевич Суворов — это уже наполовину победить его. Хотя относительно Суворова могу ошибаться. Это мог быть и Александр Филиппович Македонский. Я в тот момент вельми пьян был, личность шептавшего запомнил не очень.
