Внизу Клер встретила Никола, которая проводила гостью в нарядную комнату, где был накрыт завтрак на двоих.
— Мама и дядья завтракают у себя, — рассказала она, — а Тарквин обычно сразу поднимается к маме. Хотя сегодня он, наверное, сначала отвезет вас в Римини.
Они как раз заканчивали завтракать свежайшими рогаликами с маслом и медом, когда появился Тарквин и подтвердил сказанное сестрой. Клер тепло поблагодарила Никола, и та проводила гостью к машине. Разговор, который завел синьор Роскуро, был светским и ни к чему не обязывающим — как она спала, бывала ли она прежде в Сан-Марино и так далее, но когда они въехали в город и он спросил, куда ей нужно, тон изменился.
— Высадите меня, пожалуйста, на набережной, — ответила Клер.
— Снова собираетесь бродяжничать? Я предпочел бы отвезти вас по какому-нибудь конкретному адресу.
— Я не бродяжничала, — возразила Клер. — Я заблудилась, промокла и…
— И, как вы вскользь сказали сестре, попали в беду.
Конечно, они успели перекинуться парой слов. Клер вспыхнула.
— Предлагаю выпить по чашечке капуччино, — продолжал Тарквин, — а вы решите, куда вас отвезти.
Клер подчинилась. Молчание за столиком настолько затянулось, что ей пришлось начать самой:
— Со мной все в порядке, синьор. У меня есть деньги…
— А паспорт, вещи — где все это? — властно перебил он.
— В предместьях, — пришлось ответить Клер, через минуту она назвала и полный адрес, — Плаца Верди, дом 16.
— Вы там живете? Это ваш дом?
— Нет. Я жила три месяца в семье моего жениха.
— Это довольно далеко от Виа Специа, где мы встретились вчера вечером, да и у вас не было никакого желания возвращаться на плаца Верди. Вы собирались ночевать в отеле. Почему?
— Потому что… — Она замолчала, но потом все-таки решилась, — потому что после всего, что они сделали со мной, я не хотела их видеть. Вчера вечером я была слишком рассержена и обижена.
— Что они сделали? «Они» — ваш жених?
— Бруно? — Клер покачала головой. — Нет, не только он. — Она в отчаянии махнула рукой. — Все это так сложно, Да я и сама во многом виновата. Я слишком на многое надеялась. Я не жду от вас понимания или симпатии, синьор, так что теперь, Когда я назвала вам адрес, как вы хотели, — отпустите меня.
— И что вы собираетесь делать? — спросил он, проигнорировав ее слова.
— Не знаю. Пока я хочу того же, что и вчера вечером — дешевую гостиницу, где я смогу собраться с мыслями и решить, как быть.
— И уже без иллюзий насчет Италии вы вернетесь домой, в Англию? У вас есть родственники?
— Нет, никого. Только знакомые и несколько друзей. И работы нет. Я попытаюсь найти себе место где-нибудь здесь.
— А до этого вы будете болтаться по Римини в одиночестве? Сколько вам лет, синьорина?
— Двадцать, — удивленная его прямотой, ответила она. — Я совершеннолетняя.
— Знаю, но это все равно не дело для хорошенькой девушки.
— Я не хорошенькая, — возразила она смущенно.
Он внимательно осмотрел ее.
— Вы блондинка с голубыми глазами и нежной кожей — все это очень привлекает итальянских парней. Двадцать лет, хорошенькая, без семьи, к тому же неопытная.
— Я могу постоять за себя!
— Вы сказали, что в том что случилось отчасти виноваты вы, отчасти «они»…
И Клер рассказала ему все. Тарквин внимательно слушал, задав пару вопросов, а когда повествование подошло к концу, не стал жалеть ее, а жестко подытожил:
— Итак, вы три года работали в госпитале и учились на операционную сестру. Оставалось еще два года. Возвращаться в пустую квартиру было грустно и одиноко, и вам встретился молодой музыкант Бруно Кавур, который приехал в Англию в отпуск. И вы влюбились.
— Я думала, что да.
— В двадцать лет влюбиться или думать, что ты влюбился, одно и то же. Вы согласились поехать в Италию, чтобы познакомиться с его семьей и пожить с ними до тех пор, пока вы не поженитесь. Вам казалось вполне невинным и к тому же весьма шикарным — слово палаццо звучало как вилла Алладина.
— Откуда я знала, что здесь любую квартиру наливают палаццо? — прикусила губу Клер.
— Да и, наверное, это было не главным. Вас мучило другое — волевая мать, бесправный отец, скрытая неприязнь золовки. Я прав?
