Ироническая хроника - страница 23

Шрифт
Интервал

стр.

ТБ Блестящая логика этого высказывания напоминает мне резолюцию Александра III, также приводимую Гаспаровым: "Приказываю дать Каткову первое предостережение за эту статью и вообще за все последнее направление, чтобы угомонить его безумие и что всему есть мера".

МЛГ Император Леопольд в год осады Вены подписал 8256 бумаг.

ТБ Это что, вот император Бонапарт даже в Кремле, "в снегах пылающей Москвы" ни на минуту не забывал о своей колоссальной империи, простиравшейся тогда на всю Европу. Он подписывал декреты, указы, постановления, и между делом основал главный французский государственный театр (Comйdie Franзaise), который и по сей день управляется по так называемому "московскому декрету" Наполеона. Великая историческая мечта Владимира Соловьева о мировом всеединстве сбылась тогда, хоть на одно мгновенье, но сбылась!

МЛГ Наполеон спросил придворного, что скажут добрые французы, когда он умрет. "Ах, они скажут: что же теперь с нами будет" итд. "Вы думаете? Может быть. Но сперва они скажут: Уф!". Мировая культура сказала "уф" после смерти Пикассо, русская после смерти Толстого, но не после смерти Пушкина: Пушкина она похоронила заблаговременно еще в 1830.

ТБ Да, это так. "Примирившись с действительностью", то есть с правительством, Пушкин страшно уронил себя во мнении русской публики, которая всегда была отменно свободолюбива. Шумная слава Пушкина началась в начале 1826 года, когда поступил в продажу первый сборник его стихотворений. Это случилось через две недели после разгрома восстания на Сенатской площади; русский читатель, и так чрезвычайно падкий на любое проявление фронды, искал в невинных лирических стихах Пушкина оппозиционности, оппозиционности под любым соусом. Имя Пушкина на обложке здесь уже служило рекомендацией; как замечал позднее сам поэт, "все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова". Неудивительно, что "Стихотворения Александра Пушкина" расхватывались, как горячие пирожки на Невском, несмотря на высокую цену сборника - 10 рублей (где-то $20-30 на наши деньги). Позднее же, когда Пушкин неожиданно поладил с царем, его произведения утратили вкус запретного плода, и публика отвернулась от него в мгновение ока; поэзия как таковая ее не интересовала. Итого всей славы Пушкину было отпущено 4 или 5 лет:

И альманахи, и журналы,

Где поученья нам твердят,

Где нынче так меня бранят,

А где такие мадригалы

Себе встречал я иногда:

E sempre bene, господа.

МЛГ "Мы ели венский шницель, после чего я сочинил один стих: надулись жизни паруса". (С. М. Соловьев, восп. о гимназии).

ТБ Вот дотошный человек! Сережа Соловьев (племянник Вл. Соловьева, друг Блока и Андрея Белого) в своем лирическом порыве, может, и не имел в виду никаких натуралистических подробностей... Литераторы вообще ужасные люди, от них того и жди подвоха. Флобер как-то писал Луизе Коле: "Ты единственная женщина, которую я любил и которой обладал" ("Tu es bien la seule femme que j'aie aimйe et que j'ai eue"). Я думаю, Луиза была сильно польщена, увидев это признание; но несколькими строками ниже выясняется, что женщин, которые были у него до этого, Флобер либо любил без обладания, либо обладал ими без любви.

МЛГ "А скверная вещь эта холера! Того и глядишь, что зайдешь ты завтра ко мне... нет, зайду я к тебе, и скажут мне, что ты умер" (Вяз., 8, 167).

ТБ Кажется, это называется инверсия... И еще одна шутка Вяземского на эту тему: "Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что жив, а я ни тому, ни другому не верю..."

МЛГ Евг. Иванов писал Блоку по поводу секундантства: помилуй, что ты затеял: что, если, избави Боже, не Боря тебя убьет, а ты Борю - как ты тогда ему в глаза смотреть будешь? и потом, мне неясны некоторые технические подробности, например, куда, девать труп...

ТБ Поразительно, как преображается наш взгляд на вещи, когда одни условности человеческого общежития сменяются другими. Это тема "Дон-Кихота": "рыцарь печального образа" остался рыцарем, но сама рыцарская эпоха ушла в прошлое. Во времена Пушкина отказ от дуэли был немыслимым, а Розанов уже может преспокойно записать в дневнике: "Вечером пришли секунданты на дуэль. Едва отделался". И самое главное, что смешны здесь уже эти "секунданты", а не почтеннейший Василий Васильевич.


стр.

Похожие книги