– Очень давно, – начал Олаф, – когда Дифлин еще принадлежал норвежцам, верховный король однажды напал на нас. И заплатил датчанам, чтобы те помогли ему. Ты когда-нибудь слышал эту историю?
Харольд нахмурился. О битвах викингов и их героических деяниях было сложено много сказаний, но такой он припомнить не мог и покачал головой.
– Остались записи, – тихо сказал отец, – только в наши дни об этом мало кто знает. – Он вздохнул. – Был особый отряд датчан, он совершал набеги на северные острова. Плохие были люди, даже другие датчане их сторонились. Так вот, верховный король предложил им плату, если они помогут ему напасть на Дифлин.
– И они согласились?
– О да… – Олаф скривился. – Мы разбили их. Но история оказалась скверная. Мой прадед – он тогда был ребенком – потерял отца в том походе…
Олаф замолчал. Харольд напряженно ждал, надеясь, что его предок не умер позорной смертью.
– Его убили после сражения, – продолжил наконец Олаф. – Какой-то датчанин подкрался и ударил его в спину, а потом сбежал. Звали того датчанина Сигурд сын Свена. Даже собственные соотечественники презирали его за этот подлый поступок.
– И ему не отомстили?
– Тогда – нет. Датчане сбежали. Но через несколько лет мой дед на торговом корабле попал на северные острова и увидел в одном порту ладью. Ему сказали, что принадлежит она Сигурду и его сыну. Дед вызвал их на бой. Сигурд к тому времени состарился, но силы не потерял, а его сыну было столько же лет, сколько моему деду. Сигурд согласился сражаться на тех условиях, что, если он будет убит, мой дед сразится еще и с его сыном. И мой дед поклялся: «Я снесу головы вам обоим, Сигурд сын Свена, а если у тебя есть еще сыновья, то пусть и они выходят на битву». Разговор шел вечером, а наутро, как только взойдет солнце, был назначен бой. И вот на рассвете мой дед отправился туда, где стояла ладья, но, когда он подошел ближе, ладья вдруг отчалила от берега и двинулась в море. А они смеялись, стоя на палубе, и выкрикивали оскорбления. Тогда мой дед побежал к своему кораблю и стал умолять всех пуститься в погоню за Сигурдом. Ему отказали, ведь он был обычным юношей, поэтому дед так ничего и не смог сделать. Но все знали, что произошло, и Сигурд с сыном прославились как трусы по всем северным морям. Годы шли, и иногда до моего деда доходили слухи о них. Какое-то время они жили на острове Мэн, что между нами и Британией, потом в Англии, в Йорке. Только ни разу не появлялись в Дифлине. А когда мой дед умер, мы больше ничего о них не слышали. Но вот пять лет назад один купец рассказал мне, что в Уотерфорде живет внук Сигурда. Я стал подумывать о том, не отправиться ли мне туда, но… – Олаф пожал плечами. – Слишком много времени прошло. Я убедил себя, что этот внук из Уотерфорда, может, ничего и не знает о такой давней истории, а потом и вовсе решил забыть об этом и ни о чем не тревожился… До сегодняшнего дня.
– Оказалось, семья Сигурда не забыла.
– Похоже, нет.
– Но если ты решил забыть, почему не хочет забыть тот мальчик?
– Позор лег на его родных, Харольд, не на моих. Как видно, у него хотя бы есть гордость, не то что у его предков. Им всегда было плевать на свою дурную славу, а вот ему нет. Поэтому он хочет смыть позор кровью, убив тебя.
– Он хочет отрезать мне голову и показать ее всем?
– Да.
– Значит, однажды мне придется с ним сразиться?
– Если он не передумает. Но это вряд ли.
Харольд задумался. Ему было немного страшно, но он знал: если такова его судьба, надо быть храбрым.
– И что мне делать, отец?
– Готовиться. – Олаф бросил на сына серьезный взгляд. Потом улыбнулся и хлопнул Харольда по спине. – Потому что, когда придет час сражения, Харольд, ты просто обязан победить.
Кузнец Гоибниу посмотрел на курган. Потом схватил сына за руку:
– Да взгляни же наконец!
Шестнадцатилетний юноша покорно уставился, куда было велено. Он толком не знал, что именно должен увидеть, но прекрасно понял: отец отчего-то злится. Поэтому он попытался украдкой проследить за взглядом отца.
Доисторические курганы над рекой Бойн не слишком изменились со времен Патрика. Конечно, многое разрушилось. Входы теперь были скрыты, однако перед ними все еще лежали рассыпанные по земле куски кварца, которые вспыхивали, когда их касался луч солнца. Внизу, в реке Бойн, плавно скользили лебеди и плескались лососи, словно жили здесь еще с тех времен, когда Туата де Данаан ушли в свои сияющие чертоги внутри гор. Но что же так не понравилось Гоибниу? В отличие от его далекого предка, у этого кузнеца были оба глаза. Но когда он о чем-то задумывался, то имел обыкновение закрывать один глаз, а вторым всматривался настолько старательно, что глаз становился непомерно большим. Многих его взгляд приводил в замешательство. И не без причины. Гоибниу никогда ничего не упускал из виду.
