– Меня немного удивило то, что ты не принял во внимание мой совет, – заметил он. – Вообще-то, я был даже отчасти сбит с толку. Я надеялся послать молодого христианина в Тару к самому верховному королю. А вместо этого получил горстку новообращенных в захолустном рате возле безвестной переправы.
Епископ Патрик спокойно посмотрел на него:
– И ты разгневался.
– Да. Почему ты так поступил?
– Потому что когда я увидел их, то подумал, что эта женщина права. Ларине, я вернулся на этот остров, для того чтобы нести Благую весть язычникам. А не для того, чтобы создавать мучеников. – Епископ вздохнул. – Пути Господни неисповедимы, Ларине, – мягко добавил он. – И нам незачем быть такими честолюбивыми. – Он похлопал бывшего друида по руке. – Морна – вождь, а на его переправе сходятся разные дороги. Никто не знает, чем может стать Дуб-Линн.
981 год
I
Рыжеволосый мальчик во все глаза смотрел на корабль.
Была уже почти полночь. Бледно-серое небо отражалось в воде, и казалось, что море кто-то присыпал серебряной пылью. Мальчик уже встречал людей, приплывших с далекого севера, где солнце не гаснет и в полночь и где летом подолгу не бывает тьмы. Даже здесь, в Дифлине, ночь почти не опускалась. Лишь на час или чуть больше становилось достаточно темно, чтобы увидеть редкие звезды, но все остальное время недолгого отсутствия солнца воздух был наполнен странным мерцающим сумраком, обычным для середины лета у северных морей.
Корабль двигался бесшумно. Он подходил к берегу с юга. Веслами гребцы не пользовались, и легкий ветер нес судно к устью Лиффи вдоль северного берега с белеющими песчаными отмелями.
Вообще-то, Харольд должен был сейчас спать сладким сном в своем доме в большом поместье, а не сидеть на берегу. Но иногда, в такие теплые ночи, он тайком выводил своего пони и отправлялся сюда, чтобы полюбоваться величественными жемчужно-серыми водами залива, которые необъяснимо притягивали его к себе, как Луна притягивает приливы и отливы.
Таких больших кораблей он еще никогда не видел. Своими длинными очертаниями драккар напоминал огромного морского змея, а его высоко загнутый нос резал воду так же легко, как топор врезался бы в расплавленный металл. Большой квадратный парус вздымался над песчаными островками, закрывая часть неба, и даже в сумерках мальчик видел его цвет: черно-охристый, как высохшая кровь. Потому что это был корабль викингов.
Но Харольд не боялся. Ведь он и сам был викингом, и земли эти теперь тоже принадлежали викингам.
Поэтому он просто смотрел, как черный морской змей под грозным парусом скользит мимо к долгожданному устью Лиффи, и знал, что на борту его не только вооруженная до зубов команда – времена-то были опасные, – но и много дорогих товаров. Возможно, на следующий день ему удастся убедить отца взять его с собой, чтобы все как следует рассмотреть.
Этого парнишку он заметил не сразу – народу на причале в тот день было много. Харольд даже не видел его, пока он не заговорил.
Все сложилось так, как мальчик и хотел. Его отец, Олаф, согласился взять сына с собой в порт. День выдался ясным, когда они выехали из поместья и направились через Долину Птичьих Стай. Легкий свежий ветерок приятно холодил щеки; небо сияло синевой, а солнце весело посверкивало в рыжих волосах Олафа.
Его отец был самым лучшим: самым храбрым, самым красивым. Правда, бывал и строгим. Когда Харольд помогал ему по хозяйству, отец частенько заставлял его работать немного дольше, чем мальчику хотелось бы. Но если он начинал уставать, отец обязательно рассказывал какую-нибудь смешную историю, и сил сразу прибавлялось. Однако было еще кое-что. Находясь с матерью и сестрами, Харольд всегда знал, что его любят, и был счастлив. Только вот свободным себя не чувствовал. А когда отец подхватывал его сильными руками, сажал на спину небольшой лошадки и разрешал ехать рядом со своим великолепным скакуном, Харольд был не просто счастлив. В его хрупкое тело как будто вливался мощный поток силы, а яркие голубые глаза наполнялись особенным светом. Именно в такие минуты он понимал, что значит быть свободным. Свободным, как птица в небе. Как викинг в море.
