А Миша Мейлах таки работал вместо Бродского?
Миша Мейлах две недели летал со мной на вертолете, участвуя в подготовительных работах по выбору площадок с максимальным соответствием поверхности Луны по рельефу и физико-механическим свойствам пород. В следующем, 1969-м, и в 1970 году на этих площадках экспедиция, которой я руководил, проводила ходовые испытания лунохода.
В письме к вам Иосиф пишет: "Еще не знаю точно, уплыву ли я на "Сириусе"[32]. О каком "Сириусе" идет речь?
"Сириус" — парусное учебное судно морского училища, и была возможность устроиться на него матросом. Судно шло без заходов в порты и высадки на берег, поэтому для участия в рейсе виза не требовалась. Иосиф хотел устроиться матросом на это судно.
А что вы знаете о другой мечте Иосифа — стать летчиком?
Он к авиации относился серьезно, но о желании стать пилотом от него не слышал. Он хотел полетать над вулканами, особенно когда я ему сказал, что у нас свой самолет, по Камчатке летаем где угодно и что можно будет попробовать управлять самолетом. В свое время я и сам так освоил "Ан-2", а уж потом закончил курсы и получил свидетельство. Иосиф любил авиацию: в его стихах самолетная и вулканическая темы возникают часто. Большая печаль для русской поэзии, что он на Камчатке не был.
И не воспел ее.
— Конечно. Кстати, последние записи Пушкина, буквально за день-два до дуэли, это конспект замечательной книги Степана Крашенинникова "Описание Земли Камчатки"[33], в котором прекрасны фрагменты пушкинского описания Камчатки. Высокая поэзия, хотя по форме проза и даже не самостоятельная, а конспект.
Вы еще упомянули об увлечении Бродского футболом. Он действительно интересовался футболом, и когда бывал в Англии и шло футбольное соревнование, он просил включить телевизор. Что вы знаете об этом его увлечении?
Здесь необходимо небольшое отступление. В послевоенные годы футбол в Ленинграде, да и в Союзе был действительно спортом номер один. Футбольные матчи — как праздник. Я это хорошо помню, потому что играл в футбол с детства, сделал успешную, даже стремительную карьеру.
Профессионально?
Да, у меня был замечательный тренер, Николай Михайлович Буднев, к которому попал я в тринадцать лет, в детскую команду "Труда". Он уже на втором году тренировок расписал всю мою футбольную карьеру: "в тринадцать-четыр- надцать лет играешь в детской команде, в пятнадцать — в юношеской, в семнадцать лет — в воротах сборной юношеской Ленинграда, в восемнадцать — за мужской коллектив в первенстве города, а в девятнадцать — возьмут в мастера". Все так и было. В 1952 году — сборная юношеская Ленинграда, в 1953-м — первая мужская "Труда"; в 1954-м взяли в мастера, а в 1955-м — в дублирующий состав "Зенита", одним из двух дублеров голкипера. А вратарем "Зенита" был Леонид Иванов, великий вратарь, защищавший ворота сборной страны в 1952 году в Хельсинки, на первых для СССР Олимпийских играх; это после Иванова, в 1955-м или 1956-м в воротах сборной Союза появился Яшин. А в 1956-м Иванов уходил из футбола и мне пришлось принимать решение: или футбол, или институт. И ушел я из большого футбола, продолжая играть за институт, за "Труд". Любовь к футболу осталась; я и на Камчатке играл за "Водник", за сборную области, да и сейчас иногда случается. А Иосиф любил футбол. И году в 1959-м пару раз ездил со мной на игры, сидел у меня за воротами. В общем, он к футболу относился серьезно. Помните:
В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб…
Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммураппи,
самые главные — пенальти и угловой. (3:122)
Так когда же вы действительно прочитали и оценили стихи Бродского?
Пожалуй, в конце 1961-го и уж совсем точно: в 1962 году я знал, что он замечательный поэт: на уровне Рейна, Горбовского, Британишского, Кушнера, Сосноры. А некий прорыв, когда я понял, что он на голову их выше, — это 1965 год: "Два часа в резервуаре". Для меня она и сейчас совершенно замечательная поэма, а тогда я ее с двух прочтений запомнил наизусть.
Он читал вам стихи, когда вы его навещали в этих "полутора комнатах"?
