Что вас наиболее удивляло в зрелом Бродском? Его мудрость? Его смирение? Его щедрость?
Храбрость. Он был смертельно болен, не тешил себя никакими иллюзиями и продолжал делать свое дело буквально до самого конца.
Как известно, Бродский "плохо" относился к своим ранним стихам. Уже в 1972 году в интервью Майклу Скэммеллу он "осудил" свои юношеские стихи: "Они не так хороши… Это я только сейчас понимаю". Это что, нормальное отношение зрелого поэта к своим юношеским опытам? Согласны ли вы с этой оценкой?
— Согласен. Как Бродский сам сказал интервьюеру: "Я не Рембо". Рембо не Рембо, а в России никто не писал великих стихов в юности. Даже юношеские стихи Пушкина и Лермонтова интересны и милы задним числом, в свете их зрелой лирики. Самый ранний в нашей поэзии расцвет — это Мандельштам. У Иосифа настоящие стихи начинают появляться с 1962 года. То, что раньше, интересно с точки зрения становления этой необычной личности. Даже в первую настоящую книгу Бродского, "Остановка в пустыне" (1970), еще проникло несколько ювенильных вещей: "Глаголы", "Стихи под эпиграфом", "А. А. Ахматовой". Повторяю, они интересны, поскольку сыграли значительную роль в судьбе поэта.
Почему не вышел уже подготовленный в Союзе писателей сборник "Зимняя почта"? Виктор Топоров утверждает, что издательство отказалось включить в сборник большие поэмы, а сам Иосиф где-то говорит, что вмешалась цензура. Что известно вам?
Судя по опубликованным издательским документам, либеральные сотрудники редакции и внутренние рецензенты изо всех сил старались протащить книжечку стихов Бродского. Интересно, как в запротоколированном редакционном обсуждении на все лады мелькает слово "небольшая" — о книге; они словно бы заклинают духов советской власти: ну небольшую-то книжечку разрешите! Ну какой от нее вред, от небольшой-то?! Но издательское начальство издевательски долго тянуло с ответом и потом практически потребовало от Бродского написать на полкниги идеологически выдержанных стихов, а тогда уж во второй половине могут быть его стихи "о природе Севера". То есть они знали, что он ничего такого писать не будет, и просто издевались. Примерно такая же история в том же издательстве (Ленинградском отделении издательства "Советский писатель") чуть позже произошла со сборником рассказов Владимира Марамзина. Только горячий Марамзин запустил директору издательства в харю чернильницей, за что его судили и дали год условно, а презрительный Иосиф плюнул и издал "Остановку в пустыне" в Америке. Почти наверняка директор издательства действовал по указке ленинградского обкома партии и ленинградского КГБ. Я помню, как вскоре после того, как Иосиф окончательно расплевался с "Советским писателем", он вызвал меня для разговора и рассказал, как с ним встретились двое из КГБ и в свойственной им эвфуистической форме предложили доносить на приезжающих к нему иностранцев: "Знаете, в основном, конечно, это честные, порядочные люди, но иногда попадаются…" Если он согласится — "В наших силах сделать так, чтобы ваша книга вышла…". Иосиф сказал, что он желает "торжества справедливости" (так он иронически говорил об издании своих стихов), но быть им полезным никак не может.
Вот такие вещи, между прочим, и требуют еще историко-архивных исследовании.
По свидетельству Андрея Сергеева, Бродский переделывал свои стихи основательно и пристрастно. Это правда? Вам знакомы его черновики?
О, да! В черновых тетрадях он помногу раз записывает строки и строфы, пробуя новые варианты, переписывает стихотворение целиком, потом начинаются еще перечеркивания и вписывания. Потом он перепечатывает текст на машинке. Потом начинается зачеркивание и надписывание в машинописном тексте. Иногда что-то заклеивается полоской бумаги с другим текстом. К листу подклеивается кусочек бумаги снизу. Получается порой интересный предмет — хоть в музее выставляй. Чувствуется, что эта работа его сильно увлекала, доставляла ему удовольствие. А вот публикация, увидеть свои стихи напечатанными — это его во второй половине жизни не интересовало. Он очень любил читать стихи вслух — с эстрады или один на один, но был равнодушен к печатному тексту.