Здесь ему было все внове: и завод, построенный на прежних пустырях, — он разрастался еще шире, — и город, и поселки, из которых каждый был несравненно больше того районного города, где прежний шофер отбывал свой срок. Особенно поражали его широкие озелененные проспекты, не похожие на улицы старых городов.
Ему дали грузовую машину, едва ли не самую худшую в гараже, и он возил дрова в соцгород, железо из гавани.
Сверстники его ушли за эти годы далеко вперед; Сергей Бисеров и Сенцов, которых знал он, уже поженились, и удачная, по слухам, семейная жизнь соединялась у них с успешной работой. О них, особенно о Сережке, часто писали в газетах; портрет Бисерова недавно увидал Дымогаров в «Правде» и позавидовал… С этих пор профессия шофера стала ему тесной, тянуло на производство, в цех, где быстро поднимались простые деревенские парни и девушки.
Он пришел к Гайтсману и рассказал об этом. Тот отговаривал его всяко, исчерпал все доводы, а шофер все стоял на своем, и тогда его послали к Штальмеру на дом.
Шофер во время разговора с ним не отошел от порога и с робостью просителя смотрел ему в лицо — крупное, с резкими, сухими чертами; инженер был выше его значительно, и шоферу приходилось, разговаривая с ним, поднимать голову.
Штальмер тоже не одобрял его замыслов, находя их наивными.
— Вы же не знаете условий в цехе… там трудно… у вас легкая, подвижная работа. Будьте довольны и тем, что дали… Еще не пришлось бы за вас отвечать: вы были осуждены, отец владел пароходами… кажется, так ведь?..
— Я буду стараться, я работу люблю, все силы приложу, вот увидите, — умолял он этого человека, не подозревая, чья воля привела его сюда. — А отец… он давно умер… даже не помню, какой был.
Ему велели зайти сюда ровно через шесть дней, но опять повторились те же самые разговоры. Конечно, он мог обратиться прямо в отдел, ведавший наймом рабочей силы, но это предоставлялось малонадежным средством: не лгал же ему инженер?.. Приходилось ждать. Еще в средней школе, решая задачи, он всегда сверялся с ответом, а потом уже приступал к решению. Да и мать с самого детства долбила ему: «Сперва найди человека посильнее, и с ним пускайся в дорогу».
Он натолкнулся на Гайтсмана и Штальмера и им поверил. Но ждать долго не мог, время уходило; в цехах, на собраниях, в печати всего больше уделялось внимания стахановцам. Их число росло изо дня в день, их награждали орденами, провожали отдыхать на курорты, выбирали на всесоюзные съезды. Бисерова сам нарком Орджоникидзе наградил машиной, и Дымогаров видел, как они всей семьей — Сережка и Настя с ребенком на руках — промчались мимо него по шоссе. Вчера в газете опубликовано письмо Сенцова и его жены — Галины. Получив премию за свою работу, они дают обещание выполнить норму вдвое больше той, какая была в июле. К Бисерову ходят на дом два учителя… Дымогаров чувствовал в себе силу, чтобы идти наравне с другими, и неопределенные обещания Штальмера не удовлетворяли его.
Нынче с утра он возил бетонные кольца водосточных труб на двор литейного цеха. День выдался трудный: стояла жара, мотор капризничал, рама скрипела и визжала в разболтанных суставах. Уже давно наступил срок — поставить машину на капитальный ремонт.
Дымогаров выскакивал из кабины, поднимал покрышку и долго рылся, обшаривая раскаленные части. Но это не помогало. Сегодня к ее старческой немощи прибавился еще и «кашель», — оглушительные выстрелы из выхлопной трубы пугали прохожих: они оглядывались, бросались с дороги на тротуар. Особенно действовало это на женщин.
Так, стреляя, точно из винтовки, Дымогаров ехал к заводу, качаясь на жестком сиденье, когда машина, скрипя, переползала через бугры и впадины дороги.
В полдень, поставив машину в гараж, он направился в литейку, чтобы еще раз попросить Штальмера и заодно уж внимательней присмотреться к условиям работы.
Влево от шихтового двора вела дверь в литейку, откуда несся грохот и стук машин, где-то поблизости выло пламя. Дымогаров, войдя в цех, остановился, оглушенный этими звуками. Ему показалось полутемно здесь: массивные переплеты конструкций; большие серые ковши, налитые металлом, ползущие в глубь цеха от вагранки, поднимавшейся подобно черной башне, — заполняли огромное пространство цеха, затрудняя доступ света.
