— Да, — отозвались со стороны повозки принца.
Натан приготовился к новому сражению. Вопреки его ожиданиям нападения не последовало.
— Всех раненых на свободный воз около кареты. Остальных вперед каравана.
— Слушаюсь, — донеслось ответом.
— А ты… на тебе захоронение погибших. Думаю, теперь у тебя будет достаточно времени выяснить у них все, что пожелаешь — у нас привал.
После этих слов начальник охраны резко развернулся и пошагал за нанимателем.
Натан, до того старающийся не обращать внимания на погибших, заметил, что по маршруту его движения никого в живых не осталось. Его Ронин и не обучал другому. Только смертельные удары. Но принц лишь искал себе оправдания. По сути, для него не было никакой разницы церковники это отобравшие его привычный уклад или крестьяне, пытавшиеся ограбить.
В цитадели ему не приходилось сталкиваться с последствиями своих действий. Сейчас же ему задали самую страшную работу. Как посмотреть в лицо человеку, уже мертвому, и понять — это ты отнял его жизнь? Пускай этот человек мерзавец или праведник. Для тебя самого факт останется фактом — ты убил, того момента больше не вернуть и не исправить совершённого. Натан подошел к лежащему телу. Это был тот, кого он ранил в ногу. Истек кровью — принц пробил артерию.
Он, наконец, взглянул в лицо и вспомнил его таким, каким оно было перед самим ударом. Не все лицо, а глаза. Вернее отчаяние в них, неизбежность смерти. Мечник вдруг осознал, что помнит глаза каждого им убитого. Служителя Асора в коридоре — решимость, другого церковника в комнате сестры — покаяние, а здесь — страх. Церковники те же солдаты, они были готовы погибнуть, а люди, которых он убил сейчас, боялись ухода. «Возможно, даже боялись не только за себя» — с ненавистью, неизвестно на кого, подумал Натан и, вдруг, так гадко стало на его душе, что он постарался работой занять свое чувство вины. При битве, работая, словно чародейское заклинание, бесчувственно и с заложенной последовательностью действий, он не забивал сознание подобными мыслями, а сейчас ему воздалось сполна. Настало время для переживаний…
Принц старался больше не смотреть на лица мертвецов, но каждый раз его взор останавливался на них и помимо воли запоминал их выражения. Стаскивая со всего придорожья трупы в одно место, мечник насчитал пятнадцать. И четыре из этого числа на его ужасном счету.
Натан вошел в лес и, не жалея энергии клинка, начал валить ели. Самые тонкие, найденные принцем, были двадцать сантиметров в диаметре, но зачарованная сталь даже не срубала, срезала дерево. Они падали, ломая ветви на своем пути, и гулко ухали оземь. Обтесав все ответвления, он разрубил три поваленные ели на отдельные бревна. Подняв один конец колоды, принц, покачиваясь из стороны в сторону, пошел на открытое пространство.
***
Плечи на каждое малейшее шевеление отзывались тупой болью. Ноги едва держали Натана, он потратил много сил, таская большие грузы, постоянно цепляющиеся за корни. Только теперь он утешал себя мыслью о неком искуплении перед своими жертвами. Не он их заставлял нападать, не он довел их до такого промысла. Несмотря на доводы разума, мечник понимал — вина на нем в их гибели. Да, Натан мог оставить их в живых, и он повинен в том, что даже не задумался об этом.
Мечник не мог сказать, сколько заняли приготовления, час или больше. Однако он смог сделать настоящий погребальный костер. Перед ним, в человеческий рост выслотой, были сложены одно на другое бревна, образуя к верху сужающуюся пирамиду. На уровне метра колод было больше, и проходили они через центр — на них были уложены хоронимые. Под ними зеленели ветви.
Принц достал из подсумка кресало и три раза чиркнул им. Искра, наконец, задержалась на хвое и та быстро вспыхнула, начала поджигать соседние. Он отошел подальше и стал наблюдать за разгорающимся пламенем. Горение сначала проскальзывало изнутри, но потом, все больше увеличивая трескот дров, языки огня стали вырываться наружу по бокам, не в состоянии пробраться через лежащие тела. Дым устремлялся в сторону леса, но к мечнику все же доносился запах паленых плоти и волос, вызывая дурноту.
