Представление о некой энергетической субстанции, носительнице жизненной силы, продолжающей существовать и после гибели тела, активно присутствует в сознании человека всю историю его бытия. Практика возвращения к жизни, о которой говорю я, предполагает, что «исылта-ку», или шаман, вступает в контакт с этим энергическим сгустком, с душой, покинувшей тело, понуждая ее вернуться обратно. Для этого лицо, которое осуществляет такую попытку, приводит себя в определенное состояние, состояние транса, когда считается, что душа его тоже покидает тело, а органы чувств перестают воспринимать окружающее.
Социальный опыт говорит, что подобная практика не могла бы существовать века и тысячелетия, если бы она пусть изредка, время от времени не подкреплялась каким-то положительным результатом. Поскольку речь здесь идет о народах бесписьменных, сведения о таких результатах могла бы хранить только человеческая память. И такие сведения действительно есть. Причем некоторые из них относятся к событиям, происходящим в довольно близкое от нас время. Вот одно из них, записанное в 1935 г. в Таймырском национальном округе.
«Жил старик шаман Порбин. С ним в одном чуме жила старуха вдова, тоже Порбина. У старухи было два сына. Один уже большой парень, промышленник, другой маленький. Старуха была совсем бедная…» Однажды из зимнего леса, где было захоронение, старик шаман привез зашитое в ткань тело своей умершей дочери.
«Шаманить буду, – говорит старик. – Хочу сделать девку живой. Ну ты, парень, давай мне шаманскую парку и бубен.
Парень принес шаманскую парку и бубен.
– Ну, теперь поезжай! Тут близко есть молодой шаман. Пусть он приедет шаманить – может быть, у меня одного силы не хватит.
Парень поехал к соседям и привез того молодого шамана Турдагина.
Когда молодой шаман приехал, чум старика был уже полон гостей. А сам старик лежал на полу, головой в сторону тундры, потому что ушел уже в нижнюю землю.
Сильно дышит, головой мотает, словно олень бежит. Всегда так шаман подражает оленю, когда идет в нижнюю землю.
Потом молодой шаман лег рядом со стариком и стал тихонько говорить, что он там видит. Один человек из гостей сел у его головы, слушает и передает другим людям.
– Пришел я в нижнюю землю, – говорит молодой шаман. – Большая очень быстрая река сейчас передо мной. Старик шаман стоит перед этой рекой на берегу и не может через нее перейти».
Молодой шаман переходит через реку и в конце концов добирается до ящика в чуме мертвецов.
«Пять сердец лежит в нем, – продолжает он. – Четыре из них совсем черные. Одно наполовину еще белое. Я думаю, это сердце дочери шамана».
На обратном пути он снова пересекает реку и в конце концов возвращает дочь старого шамана к жизни.
«…Девка поднялась и села. Только глаза остались у нее мутные. Дунул тогда ей шаман в лицо, и стало оно белым, и глаза светлыми. Встала она и присела к огню.
…Теперь говорит старик шаман молодому шаману:
– Сделал ты мою дочь живой, теперь бери ее в жены вместо платы за шаманство».
Поведал эту историю исследователям местный житель по имени Номоптэ, тоже Порбин, член этого рода. Известна и другая запись рассказа. Завершая ее, рассказчик пояснил: «Не сказка это, а старая жизнь. Старик шаман и ребенок-шаман оба были авамскими самодями».
Сообщения о таких путешествиях шаманов в страну умерших, чтобы вернуть душу, не так уж редки. Об этой практике рассказывают и исследователи американских индейских племен. Маньчжурские шаманы оговаривают опасность подобных путешествий, они решаются на них не чаще одного раза в год.
Есть и другие рассказы о таких шаманских возвращениях к жизни. Причем камлание продолжается иногда по нескольку ночей.
Конечно, с точки зрения современной реаниматологии подобная практика возвращения к жизни, как описана она наблюдавшими со стороны, выглядит довольно фантастично. Впрочем, не более фантастично, чем достижения той же реаниматологии, если взглянуть на них глазами предшествующей медицинской практики.
Упоминания о каких-то приемах возвращения к жизни не единичны. Они представлены в разных эпохах и культурах, образуя как бы поток, идущий из прошлого и присутствующий в настоящем. Возможно, с подобной практикой связаны некоторые случаи, относящиеся и к нашему времени. На эту мысль наводит сообщение, несколько лет назад промелькнувшее в газетах. В нем говорилось о монгольском мальчике, который оказался ночью в открытом поле при 34-градусном морозе и замерз. «Пролежав там двенадцать часов, – писал корреспондент „Известий“, – мальчик уже не подавал признаков жизни, тело его одеревенело». После многочасовых усилий монгольским врачам удалось вернуть его к жизни. Случай это феноменальный. В сообщении не говорилось, к каким конкретным методам прибегли врачи.
