Поэтому так обрадовался, когда он в разгар душного московского лета предложил поехать куда-нибудь на рыбалку.
— Ты ведь состоишь в обществе «Рыболов-спортсмен»? Сможешь устроить нас с Людой на какой-нибудь базе, добыть лодку? Только в глуши. И чтобы была гарантия клёва.
Так мы оказались здесь. Зачем я увязался с ними?
— Парень! На поплавок ловишь? А где он?
Я успел обернуться, увидеть, что сзади меня скопились прибывшие к рейсовому катеру колхозники. Поддёрнул удочку и почувствовал, как на крючке ходит какая-то очень крупная рыба. Вот-вот могла лопнуть тонкая для такой тяжести леска.
— Всеволод! Подсачек! Быстро!
Всё-таки это было чудо, что она у нас не сорвалась — никогда мною ранее не виданная рыбина с изящным изгибом пасти. Сверкала под солнцем, в ярости лупила хвостом по щелястому полу дебаркадера.
— Жерех, — сказал бородатый мужик с перекинутой через плечо корзиной, откуда высовывались гуси. — Красавец!
— Чего будем делать? — спросил Всеволод. — Пока на катере, да ждать поезда, да ночь пути. В такую жару до Москвы протухнет.
— Протухнет-протухнет! — подтвердили собравшиеся возле нас мужики и бабы.
— А я его выпотрошу, — сказала Люда. — Заверну в мокрую мешковину. Довезём!
Она достала из рюкзака нож, присела на корточки и принялась за дело.
— Половина тебе, добытчик, половина нам! — постановил Всеволод. — Нет возражений?
— Нет.
— Показался, паразит! — вскричала какая-то тётка с бидоном.— В этот раз без обмана, по расписанию. Слава тебе, Господи! Из-за изгиба реки выплыло белое судёнышко.
…Мы сидели на корме у своих непомерных рюкзаков и свёрнутых палаток. Дырявый тент над головами почти не защищал от солнца, но зато здесь было не душно, как внизу в салоне, набитом пассажирами.
Я-то по какому-то инстинкту никогда не упускал случая оказаться в гуще людей, послушать, о чём судачит народ, но Всеволод, который один за другим писал сценарии именно о жизни простых людей, к моему удивлению, всегда барски пренебрегал подобной возможностью.
«Быдло, оно и есть быдло!» — вырвалось у него, когда однажды я разговорился с подкатившим на велосипеде к нашим палаткам подвыпившим пастухом. У него кончилось курево, и я отдал ему пачку «Стюардессы» из своих запасов.
Несколько дней назад Люда, вымыв после ужина посуду, ушла спать. Мы остались вдвоём у догорающего костра. Всеволод вдруг сказал:
— Между прочим перед отъездом я прочёл твой сценарий. В некоторых местах прошёлся по нему рукой мастера. Мало того, ты говорил, что «Ленфильм» не может найти на него режиссёра. Заметь на будущее: только олухи пишут сценарии, не имея режиссера… Так вот, я успел передать твоё творение на студию Горького. Там нашёлся свободный режиссёр. Они перекупают сценарий у «Ленфильма». У них горит план. Поэтому сразу же и запустят. Рад?
— Спасибо. Но почему ты говоришь об этом только сейчас? И потом — что это ты там сделал своей рукой мастера?
— Умей быть благодарным! Снимут фильм — половину гонорара отдашь мне. Нет возражений?
Вот тогда-то я и пожалел о том, что увязался с ними в это путешествие. Видимо, иногда нужно держаться подальше от преуспевающих людей. Чтобы не видеть их самодовольства, вечных устремлений извлечь из всего выгоду.
Катер вышел из устья реки и стал пересекать Волгу, чтобы причалить к пристани городка, где проходит железная дорога. Я стоял у поручней, глядел на суматоху барж, дизель-электроходов и юрких катерков.
Рядом встала Люда.
— Не обижайтесь на Всеволода. Он зачеркнул всего две-три ремарки, сам мне сказал. И, кажется, один эпизод.
— Какой?
— Не знаю, — она пожала плечами. «Прах его побери с его рукой мастера!» — подумал я. Это был мой первый сценарий, и он был мне дорог. С другой стороны, чего я капризничаю? Всё-таки пристроил, потрудился. Но что-то саднило душу. С того самого разговора о женских брюках.
…По шатким сходням сошли мы вслед за галдящей толпой пассажиров на пристань. Обливаясь потом, дотащили наш тяжкий скарб до железнодорожного вокзала, сдали в камеру хранения, купили билеты на поезд, который отправлялся отсюда только в шесть вечера.
— Давайте завалимся куда-нибудь в ресторан, — предложил Всеволод. — Наконец-то пообедаем по-человечески!
