Он направился прямо в комнату дочери, надеясь, что Френсис в свадебной суматохе забыла выключить свет.
Но в комнате была сама Френсис.
Одетая, она лежала на кровати, отвернувшись к стене.
— Френсис, что случилось? — встревоженно спросил отец.
В ответ было глубокое молчание.
Ник Омиак присел на край постели.
— Тебя обидели?
— Нет, меня никто не обидел, — ответила Френсис.
— Тогда что же случилось? — недоумевал Ник Омиак.
— Я решила вернуться домой, — тихо промолвила Френсис.
— Но почему? — продолжал недоумевать отец.
— Не могу я там быть.
— Почему?
— Не могу.
— Но ты умная девочка. Я понимаю тебя: трудно уйти из родного дома, но это когда-то должно случиться. Я помню, как ты исполняла ритуальный «Танец Предназначения». Перси тебя любит.
В ответ Френсис лишь глубоко вздохнула.
— Ну давай, вставай, умывайся, и я тебя провожу к Перси, — ласково предложил Ник Омиак.
— Ни за что! — неожиданно воскликнула Френсис. — Ни за что не вернусь к Перси!
— Я ничего не понимаю, — сокрушенно произнес Ник Омиак. — Ну тогда хотя бы объясни толком, что же все-таки случилось?
— Это невозможно объяснить, — тихим голосом ответила Френсис.
— А я настаиваю, чтобы ты объяснила!
Ник Омиак чувствовал в себе нарастающий гнев, но старался сдержать его.
Френсис молчала.
Тогда Ник Омиак решительно взял ее за плечо и с силой повернул к себе.
— Я не хочу! Я не хочу за него замуж! — заплакала Френсис. — Не могу!
— Но ты уже его жена! По всем законам: нашим древним, перед богом и законом штата Аляска — ты жена Перси Мылрока-младшего! — закричал Ник Омиак. — И я требую как твой отец, чтобы ты вернулась к своему законному мужу!
Всю эту сцену молча наблюдала жена Омиака, сочувствуя и дочери, и мужу одновременно.
— Может быть, все это из-за Петра-Амаи? — подала она робкий голос.
Слышал что-то об этом Ник Омиак, но мало ли какие увлечения могут быть у молодой девушки? Разве ей не хочется, пока она свободна, погулять, пообщаться с другими молодыми людьми, даже поиграть в любовь? Это все так естественно, согласно природе человека… Но неужели у нее так серьезно с этим советским парнем?
— Да ты знаешь, что это невозможно! — убежденно заговорил Ник Омиак. — Ты не сможешь даже выйти за него замуж! У них совсем другая мораль и другие законы. Неужели ты сама добровольно захочешь в совхоз? Это же все равно что самому, безо всякого принуждения отправиться в тюрьму. Ты потеряешь не только свою родину, но и свободу. Ты будешь жить по пятилетним планам до самой своей смерти, и каждый шаг твой на каждые пять лет будет рассчитан и размечен Госпланом! Тебе не разрешат посещать церковь, слушать музыку, какую хочешь, читать книги и смотреть телепередачи… Ты просто с ума сошла! Немедленно вернись к Перси! Я требую этого как твой отец!
— Все, что ты сказал, — вдруг заговорила Френсис, — это неправда! Я была в Уэлене и никакого Госплана там не видела. Я ночевала в древней яранге, в меховом пологе, и это было — так прекрасно!
— Ну вот! Соблазнилась пологом! — усмехнулся Ник Омиак. — Да если ты хочешь, я тебе здесь, прямо на берегу, вырою старую землянку-нынлю, заполню ее полусгнившим моржовым жиром, и наслаждайся запахом древности, сколько тебе влезет!.. Давай вставай! Пошли к Перси!
Он решительно взял за руку дочь и потянул к себе.
Но Френсис вырвала руку и снова отвернулась к стене.
— Никуда я не пойду.
Ник Омиак в отчаянии посмотрел на жену.
Та лишь пожала плечами.
— Ты меня опозорила, Френсис, — снова заговорил Ник Омиак. — Ты губишь мою карьеру. Из-за всего случившегося меня больше не выберут мэром. Неужто это тебе так безразлично?
— Но я не могу! Не могу! — Френсис повернула заплаканное лицо к отцу. — До самого последнего мгновения я надеялась, что пересилю себя, забуду все, начну заново жить, — но не могу! Сил у меня нет на это. Если хотите, я лучше умру…
— Что ты говоришь! — в ужасе воскликнула мать. — Френсис, подумай о том, что ты сказала!
— Она больна! — вдруг сказал Ник Омиак. — Она точно больна. Нормальный человек этого не сделает и не совершит того, что ты совершила, Френсис. Завтра же вызовем из Нома врача!
— Никакого врача не надо! — сказала Френсис. — Я просто не люблю Перси!
