Кто тогда знал, что в будущем предусмотрено строительство моста через Берингов пролив! Хотя разговоры о нем были… Но имелся в виду иной мост: возобновление старинного обычая взаимных посещений. Соглашение о режиме в районе Берингова пролива между СССР и США содержало особый раздел, который так и назывался; «О культурном обмене между коренными жителями района Берингова пролива»…
До конца второй мировой войны совершались эпизодические поездки местных жителей. Снаряжались к концу короткого лета, когда в охотничьем промысле наступало затишье. Шли двумя или даже тремя байдарами. Часто присоединялись жители острова Святого Лаврентия и мыса Принца Уэльского. На галечном берегу Уэлена гостей обычно встречали Атык и представители местной власти. Несколько дней у Священных камней Уэлена гремели бубны, состязались певцы. В начале тридцатых годов прошлого века на Чукотке происходили удивительные события: вводилась письменность на родном языке, люди сами строили свою жизнь. Дуайт Мылрок рассказывал своим землякам, как видел в немом кинофильме вождя большевиков Ленина… Но это было давным-давно, задолго до рождения Джеймса.
А вот первую после долгого перерыва поездку на советский берег Джеймс хорошо помнил.
Решено было плыть на старинных байдарах, как это водилось исстари, под парусами.
Дед Дуайт еще был жив и сам правил передней байдарой. Прошли траверз острова Ратманова и взяли курс на мыс Дежнева, который на американских картах назывался Ист-Кейп. Хотя путь был знакомый, старик волновался: давно он не ходил этой дорогой.
Джеймсу передавалось волнение деда, и он вслед за его взглядом всматривался в незнакомый берег. Сначала показались огромные параболические антенны, похожие на паруса кораблей неземных пришельцев, а уж потом жилища. Уэлен конца двадцатого века был в большинстве застроен двухэтажными домами… А старый Дуайт еще помнил яранги.
Он вглядывался в лица стариков, стараясь найти среди них тех, кого он еще знал молодыми. Мало их оставалось в живых, и мгновение узнавания было искоркой, освещающей ушедшее прошлое.
Священных камней, которые хорошо помнил Дуайт, не было. От старого Уэлена, похоже, ничего не осталось. В общем-то, Мылрок приучился не жалеть прошлого, но все же Священных камней было жалко. Старик Каляч, которого Дуайт еще знал молодым человеком, сказал, что камни пошли на фундамент старой пекарни.
«Мы скоро вернем Священные камни на место», — обещал Каляч.
Дуайт спустился к берегу лагуны и посмотрел на зеленые холмы южной тундры. Все последние годы он верил, что когда-нибудь придет сюда и вспомнит Атыка на его родной земле. И вот мечта сбылась.
Но и Атыка уже не было в живых. На его скромной могиле на вершине холма Линлиннэй из земли торчал фанерный обелиск с проржавевшей жестяной пятиконечной звездой. Под легким ветром качалась трава, желтые цветы и остроконечные длинные съедобные листья — ыпъэт.
Да, внешне мир сильно переменился. Но здесь, на тундровом просторе, на легком ветру, прослоенном стужей Ледовитого океана, эти изменения не чувствовались. Облик природы оставался неизменным. Так же журчал ручей, рожденный таянием вечной мерзлоты, в низких зарослях полярной ивы копошились птички, весело щебетали вновь народившиеся птенцы, легкие облака плыли по горизонту, на тундровой кочке столбиком стоял евражка. Так же, как вечность назад, старая жизнь сменялась новой, одни уходили, другие приходили на этот свет.
Но не затем приехал в Уэлен старый Мылрок, чтобы еще раз убедиться в вечной неизменности природы. Ему хотелось своими глазами увидеть жизнь, о которой столько слышал.
Почетным гостем сидел он за торжественным столом в новом сельском клубе и смотрел в зал, где вперемешку сидели приезжие и хозяева. Лицами они не отличались друг от друга. И даже одежда, в общем-то, была одинаковой. Сердце радостно билось от мысли: а ведь можно и должно жить в мире и согласии, навещать друг друга, не опасаясь, что вдруг на людей обрушится небывалой силы огонь уничтожения.
Вон говорит Эттыкымэн, сын Кымыиргына, которого Мылрок помнил еще комсомольцем. Молодой Кымыиргын когда-то исполнил с Атыком новый танец «Челюскинец». Тогда Дуайт Мылрок спросил брата: «Разве жизнь белого человека может быть предметом танцевального размышления жителя Берингова пролива?» И Атык с улыбкой ответил: «У нас нет теперь деления на белого и иного человека — все мы, русские, чукчи и эскимосы, строим новую жизнь…» Это было сказано с уверенностью. Но Мылрок все же чувствовал жалость. Дело в том, что на своем, американском берегу Мылрок достаточно был наслышан о том, что большевики намереваются уничтожить национальные особенности народов новой России. Когда люди строят совместную общую жизнь, нельзя избежать того, чтобы не поступиться своим во имя общего…
