Хью Дуглас на секунду умолк и вдруг значительно произнес:
— Удивителен был порой человек прошлого!
— Человек вообще явление удивительное, несмотря на всю его кажущуюся обыденность, — отозвался Метелица.
— Вы, как всегда, правы, товарищ Метелица, — с улыбкой по-русски сказал Хью Дуглас.
— А вы говорите по-русски? — спросил Метелица Френсис.
— К сожалению, нет, — покраснев, ответила девушка.
— Зато она знает эскимосский, английский и понимает по-чукотски, — пришел на помощь смутившейся Френсис Хью Дуглас. — Но русский язык все же вам придется изучить, Френсис.
— Хорошо, — ответила девушка.
— А нам бы с вами, мистер Дуглас, не мешало поучиться местным языкам, — сказал Метелица.
— Вот Френсис и будет учить меня эскимосскому, — ответил Хью Дуглас.
— А вам, — Метелица повернулся к Петру-Амае, — придется меня поучить чукотскому…
— Я эскимос, Сергей Иванович, — напомнил Петр-Амая.
— Да? — смутился Метелица и зачем-то сказал. — Ну, ничего.
Машина тем временем въехала в ту часть города, которая была сохранена как память о великих временах «золотой лихорадки». Один за другим тянулись увеселительные заведения, или «салуны». На противоположной стороне улицы в ряд стояли молельные дома и церкви, начиная с довольно ветхой постройки Пресвитерианской церкви, старейшей на Аляске, и кончая сравнительно новым молельным домом «Бахай-веры», сооруженным из модного строительного материала, имитирующего снежные глыбы. Молельный дом своей архитектурой равнялся на снежный дом-иглу гренландских и североканадских эскимосов.
Петр-Амая всматривался в облик города, о котором много слышал. Здесь ему ни разу не доводилось бывать.
— Я заказал вам номера в самой старой гостинице города, — сказал Хью Дуглас, когда машина остановилась возле низкой и длинной постройки. — А вот и сам владелец!
У порога стоял эскимос. Он был одет слишком торжественно, даже при галстуке, хотя эта древнейшая часть одеяния человека допускалась только в исключительных случаях, как фрак в прошлом веке.
— Саймон Галягыргын! — представился владелец гостиницы. — Добро пожаловать в мою ярангу!
Последние слова он произнес на чукотском языке.
Петр-Амая впервые в жизни видел соплеменника в таком качестве — владельца самого что ни на есть настоящего капиталистического предприятия. Вглядывался, всматривался в него, стараясь найти во внешнем облике какие-то особые черты. Но ничего такого примечательного не было ни в лице, ни в одежде Саймона Галягыргына, если не считать галстука. Будто он только что вернулся с моря, снял с себя нерпичьи торбаза и штаны, повесил на стену старый гарпун и моток хорошо выдубленного лахтачьего ремня с древним костяным кольцом, украшенным орнаментом, напился чаю и переоделся. Его широкое, темное от ветра и мороза лицо красили пристальные, глубокие черные глаза, светящиеся недюжинным умом.
Гости вошли вслед за хозяином в просторный вестибюль гостиницы «Сивукак».
За ленчем, накрытым в просторном зале с видом на залив Нортон, подавали знаменитых аляскинских крабов и заливное из нерпичьих ластов.
— Вы уже привыкли к местной кухне? — вежливо осведомился Хью Дуглас у Метелицы.
— Чего мне только не доводилось есть за свою жизнь! — весело ответил Метелица. — Пробовал даже варанов в Юго-Восточной Азии и черт знает что еще! А вот у председателя Уэленского Совета, или, по-вашему, мэра, Ивана Теина ел моллюски из моржового желудка.
После ленча Метелица и Дуглас удалились в отдельный номер, чтобы поговорить без свидетелей. Безмолвный официант принес кофе и, уходя, тщательно прикрыл за собой дверь.
— Я с удивлением узнал, что жители острова Малый Диомид категорически против строительства моста, — начал Метелица. — Это может неблагоприятно отразиться на общей атмосфере и, если хотите, на престиже строительства. Мост должен соединить не просто берег с берегом, а прежде всего народы, живущие на этих берегах… Я тщательно ознакомился с проблемой и, честно скажу, в полном замешательстве. Малый Диомид, как и остров Ратманова, — это главные опоры моста. Так или иначе мы затронем местных жителей, их селение — избежать этого никак нельзя.
