В какой-то книге, может быть в сочинениях Евгения Таю, Френсис читала об этом чувстве, о том, что человек Арктики так тесно, так крепко связан с землей, где родился, что она воистину ощущается как часть его собственного тела.
Глядя на лагуну и далее, на яранги Уэлена, Френсис чувствовала в сокровенных глубинах памяти неясное напоминание: будто она уже бывала здесь, стояла на этом самом месте и смотрела на дальнюю косу, залитую спустившимся к западному мысу Инчоуна солнцем. Может быть, кто-то из ее дальних предков точно так же смотрел отсюда на море, на белую оторочку пенного прибоя, а может быть, здесь была мама, когда приезжала на танцевально-песенные фестивали?
Тихий звук зуммера оторвал ее от окна. Включилось переговорное устройство.
— Если хотите, можем прогуляться в старый Уэлен, — предложил Петр-Амая.
— Я готова хоть сейчас! — весело ответила Френсис.
Кристофер Ноблес, Иван Теин с Перси Мылроком и Чарлзом Джонсоном-Уви остались обсуждать какие-то дела, а Френсис и Петр-Амая берегом лагуны по покрытой склизким мхом гальке зашагали к морю, к ярангам старого Уэлена.
— Идея восстановить старый Уэлен пришла в голову моему отцу, когда началось строительство нового поселка, — рассказывал Петр-Амая. — Сами понимаете, что среди сегодняшних жителей Уэлена не было ни одного, кто бы мог сказать, как выглядел Уэлен в начале прошлого века. Вспомнили, что была такая художница — Татьяна Печетегина. В конце семидесятых годов прошлого века она воссоздала на моржовом бивне Уэлен таким, каким он представился ей по рассказам деда. Мой отец нашел в одной из книг Евгения Таю снимок Уэлена, сделанный американским фотографом летом тысяча девятьсот двадцать шестого года. Это было в те времена, когда здесь процветал китобойный промысел, а по стойбищам бродили торговцы, выменивавшие у чукчей и эскимосов шкурки песцов, лис, оленьи шкуры и изделия из моржовой кости…
Френсис внимательно слушала Петра-Амаю. Для нее самым удивительным и любопытным в Уэлене был не сам поселок, стоящий в тундре над лагуной, а вот это старинное селение, напоминающее ей гравюры на моржовых бивнях, чудом сохранившихся у жителей Иналика и Нома.
Когда пересекли легкий поток, вливающийся в лагуну, и ступили собственно на косу, на ту часть, которая соединялась с горой, волнение охватило Френсис. Словно она погрузилась в волшебную сказку, вернулась в недалекое еще детство, когда каждое услышанное слово, каждое предание воспринимались живо и ярко и тотчас возникали в воображении живой картинкой. И вдруг эта живая картинка памяти стала явью и приближалась по мере того, как она шаг за шагом шла к ярангам.
В Иналике яранг не было. Но там, между скал, еще можно найти развалины полуземлянок, «нынлю» — по-эскимосски. В них совсем недавно жили предки Френсис. В детстве вместе со сверстниками она играла в этих замшелых камнях, еще сохранявших едва уловимый запах прогорклого моржового жира. Этот неповторимый аромат, словно духи прошлого, поднимал из глубин души незнакомое, новое настроение, какую-то странную грусть.
— Это наши как бы исторические памятники, — с улыбкой сказал Петр-Амая. — В старых городах древних цивилизаций сохранились храмы, дворцы, развалины, ну, а нам старину пришлось восстанавливать заново… А вот и наша яранга!
Петр-Амая распахнул дверь и пропустил вперед Френсис. Она с замершим сердцем ступила в полумрак древнего чукотского жилища, сделала шага два вперед и остановилась, чтобы оглядеться. Свет проникал сквозь довольно большое отверстие в вершине конуса крыши, да и сама покрышка яранги, сделанная из расщепленной моржовой кожи, еще не потемнела и пропускала желтоватый свет.
Слева от входа виднелся очаг — круг полуобгорелой земли, обложенный покрытыми сажей плоскими камнями. Сверху нависала толстая металлическая цепь с крюком на конце.
Под светлым кругом находилось подножие «срединного столба» яранги. А за ним — поднятая меховая занавесь спального полога.
— Вам приходилось здесь жить? — спросила Френсис.
— Когда я приезжаю в Уэлен, стараюсь спать в пологе, — ответил Петр-Амая. — Здесь спится как-то особенно сладко, будто в детстве, и слышно, как шумит морской прибой.
