Интерфейс - страница 29

Мел слушал Сайпса и кивал головой. Затем Мел кивал головой уже в тишине, минуту или две, и смотрел куда-то в пустоту.

– Мне нужно сделать восемьсот миллионов звонков, – сказал он наконец. – Давайте к делу. Составьте для меня список всех человеческих существ в этом мире, которым известно то, что вы только что сообщили мне. И я не хочу, чтобы его катали туда-сюда по больнице на глазах у всех. Он должен оставаться в этой палате, пока мы не сделаем все нужные приготовления. Окей?

– Окей, я передам это всем...

– Не трудитесь, я сам это сделаю, – сказал Мел.

Все было как старые добрые времена в Тасколе, когда жаркий, дышащий угрозой летний полдень вдруг накрывало пурпурной тьмой, воздух разрывал вой сирен системы предупреждения торнадо и по улицам начинали курсировать полицейские машины, призывая всех спрятаться в укрытие. Папа всегда был тут как тут – загонял детей и собак в убежище, проверял, чтобы мангалы, шезлонги и крышки мусорных баков были убраны, и рассказывая смешные истории, пока кровля убежища над их головой сотрясалась от ударов градин размером с бейсбольный мяч. То, что происходило сейчас, было гораздо хуже. А папа спал.

Мамы больше не было рядом. Оставался еще Джеймс, но он был всего лишь братом. Он был ничуть не сильнее ее, а может быть, и слабее. Мэри Кэтрин оказалась во главе семьи Коззано.

Сайпс и Мэри Кэтрин сидели в темноте перед двумя огромными мониторами мощной компьютерной системой «Каликс» – одним цветным и одним черно-белым. Система предназначалась для просмотра медицинских изображений различных типов – рентгеновских, томографических и всех прочих. Госпиталь обзавелся ей несколько лет назад. Больница, в которой работала Мэри Кэтрин, вряд ли могла рассчитывать получить подобное оборудование еще лет десять. Мэри Кэтрин уже пользовалась такими раньше, и как только доктор Сайпс предоставил ей права доступа, приступила к работе.

Через некоторое время Мел каким-то образом нашел ее и молча уселся рядом. Что-то в этой темной комнате делало людей неразговорчивыми.

Мэри Кэтрин с помощью трекбола вывела на монитор большое цветное окно.

– Они засунули его голову в магнит и порезали мозг на ломтики, – объяснила она.

– Не понял? – сказал Мел. Непривычно было видеть его в растерянности.

– Сделали серию томографических сканов. Потом компьютер собрал из них трехмерную модель папиной дыни, с помощью которой гораздо проще разобраться, что в ней пошло не так.

В окне материализовался мозг – трехмерное его изображение в оттенках серого.

– Так, значит, выражаются доктора? – спросил пораженный Мел.

– Да, – сказала Мэри Кэтрин, – то есть, когда рядом нет юристов. Я изменю палитру; мы сможем выделить пораженные части, – сказала она, раскрывая еще одно меню.

Мозг внезапно налился цветом. Большая его часть окрасилась оттенками красного и розового, уходящего в белый, но несколько небольших участков посинели.

– В присутствии юристов и членов семьи, – сказала Мэри Кэтрин, – мы говорим, что синие участки повреждены ударом и вряд ли когда-нибудь смогут функционировать нормально.

– А среди коллег-врачей?

– Мы говорим, что эти участки поджарились. Крякнули. Капут. Отъехали навсегда.

– Понимаю, – сказал Мел.

– Отправились на прогулку по реке памяти, – сказала Мэри Кэтрин. – Обрати внимание вот на это.

Она поиграла с меню и открыла еще одно окно, заполнившее черно-белый экран почти целиком. Это был рентген грудной клетки.

– Видишь? – сказала она, постучав пальцем по деформированному ребру.

– Матч «Медведи» - «Упаковщики»{16}, 1972 год, – сказал Мел. – Помню, как его унесли с поля. На той сраной игре я потерял тысячу баксов.

Мэри Кэтрин усмехнулась.

– И поделом тебе, – сказала она.

Она закрыла окно с рентгеном. Затем она с помощью трекбола развернула изображение мозга так, чтобы показать выделенные участки мозга.

– Вот эта область вызывает паралич, а вот этот маленький участок – афазию. В прежние времена нам пришлось бы говорить с пациентом и наблюдать за его движениями, чтобы это понять.

– По твоему тону я заключаю, что все это не более чем поверхностная ерунда, – сказал Мел.