Интеллигенция в тумане - страница 38

Россия, как обычно, ни Запад, ни Восток. Она вне жестких схем и определенностей. Туманность Россия. Вместе с тем она — один из вероятных кандидатов на роль следующего Рима. Понятно, что уже не третьего, а позднего. Наша традиция только выходит из забытья советского времени, которое она все же пережила, и это как-то обнадеживает. Хочется верить, что традиции в нас больше, чем мы думаем, что она не только в церковных стенах, но и в подсознании. Она нуждается в современной рецепции, в адаптации к сегодняшним реалиям, сохраняя одновременно свое онтологическое, вневременное ядро. Серьезность и строгость глубоко внутри, пластичность, движение и самоирония ближе к поверхности и вовне.

Кстати, о строгости. Если согласиться с теми, кто пишет, что Россия — цивилизация византийского типа, то без строгости нам нельзя. Как только внутренние скрепы лопаются, мы пускаемся во все тяжкие: Гражданская война и деструктивные моменты 90-х (но не все 90-е) не просто на памяти, они все еще кровоточат. Эти раны нам еще зализывать. Пока мы не в состоянии разрешать кризисы посредством медиации, как писал А. С. Ахиезер. Мы делаем это инверсионно, сразу переходя к противоположному полюсу, минуя середину и постоянно наступая на те же грабли. Взятые как народ, мы не можем поэтому позволить себе переступать Черту. Потому что за ней мы тут же перестаем быть людьми. Потому что тогда это есть наш последний и решающий Рим. Грибница разрушена и восстановлению не подлежит. От грибницы до гробницы...

И последнее соображение. Сущностно цивилизации воспроизводятся на онтологическом уровне, через систему символов, ритуалов и норм, посредствующих между здешним и иным, что бы мы ни понимали под последним. Мы живем в сложном, странном и разнокачественном мире. Или, иначе, наш мир — лишь один из модусов Реальности. К этому приходит, например, современная космология. Задолго до нее к тому же по-своему приходили пророки, мистики и прочие религиозные виртуозы (выражение М. Вебера). Самозамыкание в этом мире как единственном неизбежно ведет к деградации и вырождению — это было очевидностью уже для первых осевых культур. Причем очевидностью интуитивно-эмпирической, а не умственной. Отсюда следует необходимость выхода в открытый космос иного, необходимость периодического обновления в результате своего рода иррационального прыжка в новое. Разумеется, с возвратом. «Один раз инь, один раз ян и есть постоянное дао». Это стало внутренним правилом не только для развитых человеческих сообществ, но и для творческих людей всех времен и народов. Уже упоминавшиеся цивилизации освоили этот тонкий механизм, сберегли его, вовремя смазывали и потому выжили. В Риме этот механизм дал сбой, возможно, потому что римская цивилизация осталась доосевой: она не открыла для себя реальности иного в полной мере. Ее миф, ее картина мира были слишком историзированы и политизированы.

Судьба современности, если ее рассматривать в качестве метацивилизационного проекта и стратегии, с одной стороны, напоминает римский путь. Она все более теряет связь с иным, «вырабатывает» трансцендентное топливо цивилизации и усваивает все характерные признаки декаданса: нигилизм, атомизацию и дефицит социальности, культ чувственности, распад семьи и т. д. В историческом движении современности вполне различим циклический сценарий. С другой стороны, современность заново открывает для себя иное — не только в форме виртуальности, но и как реальность — в современном интуитивизме, эзотерике, а также в новом интересе к традиции, в «реванше Бога». Здесь, на мой взгляд, и кроются ее шансы на будущее.

Source URL: http://www.saltt.ru/node/5289

* * *

Лев Толстой как зеркало русской Реформации

Вячеслав Раков /15 ноября 2010

100 лет назад, 7 ноября по старому стилю в Астапово, в доме начальника железнодорожной станции, после нескольких дней болезни умер от воспаления легких 82-летний Лев Толстой. Он был не только писателем и интеллигентом. Он был еще и религиозным идеологом, русским Буддой и русским Кальвином одновременно. Его религиозный поиск, уход из Ясной Поляны и смерть стали частью не только его биографии и истории русской культуры, но также важным эпизодом русской Реформации. Я начну с последней и уже затем обращусь к Толстому. Он в данном случае интересует меня именно в религиозно-культурном контексте.