Интеллигенция на пепелище родной страны - страница 2
Главный клич всех революций — "Так жить нельзя!". Если эту мысль удается втемяшить значительной доле населения — есть "социальная база". Ведь если так жить нельзя, то не жалко и умереть ради разрушения этого ненавистного мира. Хотя уже даже последнему поэту ясно, что так жить, как жили до перестройки, было можно, хотя многое следовало менять. А та жизнь, которую нам устроили революционеры, бесчеловечна, и 99 процентов населения думают, как бы пережить это время.
Конечно, многие из числа тех, кто уже отрезвлен, в затруднении, верность "революционной присяге" — свойство честного человека. С вопросом о смысле этой "присяги" я и хочу обратиться к интеллигентам, в среде которых прошла моя жизнь. К тем, кто мне дорог и с кем развела меня эта новая революция.
Любая присяга сохраняет смысл до тех пор, пока законен тот вождь и тот порядок, на верность которому ты присягал. А эта законность сохраняется лишь покуда этот вождь и этот порядок выполняют свою исходную клятву, которую они дали некоему высшему в твоих глазах авторитету. Это может быть авторитет идеи, религии, священного образа народа. Полководец или царь не теряют легитимности даже будучи тиранами или терпя поражение — но сразу оказываются вне закона, оказавшись предателями. В ходе кампании против сталинизма был дан максимум информации о злодеяниях режима. И все же никто из идеологов перестройки не рискнул выдвинуть идею его нелегитимности. A пробный шар с попыткой оправдать предателя Власова ясно показал: в массовом сознании присяга сталинскому режиму остается обязательной. В трудные моменты истории каждый время от времени проверяет: кому он служит и молится, не изменил ли его вождь высшему авторитету — и не рухнул ли сам этот высший авторитет? Эта проверка болезненна. Но избегать ее нельзя — слишком велик уже риск превратиться в ландскнехта, воюющего против собственного народа, а то и в его палача — ведь в самом деле к штыку приравнялось перо.
Не к элите, не к приватизаторам науки и культуры я обращаюсь, роль их почти сыграна. Я обращаюсь к тем, с кем работал и жил бок о бок, занимая у них до получки и давая взаймы. К тому седому кандидату наук, который читает в метро "Комсомольскую правду" и поет песни Булата Окуджавы. Который совершил гражданский подвиг, строя, как муравей, мощную науку с такими скромными средствами, что американские науковеды, получив реальные данные, никак не могли поверить и растерянно сверяли и сверяли цифры. А сегодня он искренне поверил новой утопии и ринулся в нее, даже не попытавшись свести в ней концы с концами. Это и есть наш интеллигент, генетически связанный и с Родионом Раскольниковым, и с Менделеевым. Это и есть замечательное и одновременно больное порождение нашей земли. И без всякой радости я говорю именно о болезни, которой почти никто из нас не избежал.
В течение "реформы" я почти еженедельно пытался найти в действиях Гайдара и его команды разумные мотивы, соответствующие интересам России. Может, они — молодые технократы, приверженцы монетаризма, принявшие на себя кровавый труд хирурга? И каждый раз, суммируя все свидетельства в их пользу, я прихожу к выводу: нет, они — сознательно действующий инструмент чужой и враждебной России силы. Я вижу это в их лицах, улыбках, шутках. Они знают, какие материальные и душевные лишения и страдания переживает большинство соотечественников — и улыбаются. Хирург, ради спасения ближнего делающий ему срочную операцию даже без наркоза, не может улыбаться. И пусть он ошибется и погубит человека, я не брошу в него камень. Но это — не тот случай.
Давайте пройдем, шаг за шагом, по основным постулатам нынешней революции, которой присягнула российская интеллигенция.
