— Милорд, — сказала сосательница. — Я… я должна поиметь вас сейчас же.
В этот же миг женщина в объятиях Эссекса начала издавать непотребные звуки, и Фелиппес следил — с отвращением, но завороженно, — как затряслись ее ноги. Когда она затихла, Эссекс отодвинул ее и сел, задрав колени, совсем голый, если не считать свисающего с его шеи амулета из рубинов и сапфиров. Вторая женщина подползла, села рядом с ним и закинула ступни на его ноги. Когда Эссекс прижал большие ладони к ее херувимскому заду и притянул к себе, она с тошнотворным возбуждением пробормотала «О, милорд!».
Тут первая женщина принялась целовать его в шею.
Когда распутные блудни насытятся?
Фелиппес начал пятиться, но голос Эссекса заставил его застыть на месте.
— Между прочим, Томас, я ведь знаю, что ты тут.
Будь прокляты все святые!
— Прошу простить мое вторжение, но у меня дело, не терпящее отлагательства.
— Хм-м-м. Поразмыслим. Тереза, а это дело терпит отлагательства?
— Ах нет, милорд, — вздохнула женщина в его объятиях.
— Но я тут по государственному делу!
— Как и я, — отозвался Эссекс. — А теперь хочешь посмотреть, что мы делаем, когда моемся, или предпочтешь подождать внизу? Могу подбавить интереса, позвав грума… решать тебе.
— Скажи, Томас, как ты думаешь, почему мне принадлежит такая власть?
Обернувшись, Фелиппес против воли ощутил восхищение.
Только что вымытые щеки Эссекса розовели, темно-рыжие кудри были аккуратно зачесаны назад. Дублет из шелка каштанового цвета с золотыми разрезами безупречно облегал его высокий мускулистый стан. Кружевные манжеты были пышными и новыми.
— Добываемые нами сведения давно произвели впечатление на королеву и…
— Верно. Все это очень полезно. Но спальня, Томас! Я произвожу на нее впечатление и в спальне.
Эссекс указал на стол, который Тереза уставляла блюдами.
— Милорд, если вы дозволите спросить, как после этого вы идете к… э…
— Елизавете?
Фелиппес кивнул.
— Когда я начал искать ее милости при дворе, то… по необходимости, — начал Эссекс.
Это-то Фелиппес знал прекрасно. Эссекс родился самым бедным графом в Англии. Без любви королевы он недолго продержался бы финансово.
— Но теперь, пусть она давно уже не первой молодости, я, когда гляжу на нее, просто вижу женщину, которой безумно хочу владеть, подчинять, — и это захватывает. Даже больше, чем… — Он кивнул на дверь.
Фелиппес смотрел, как Эссекс миниатюрным подобием трезубца дьявола подцепил сморщенный зеленый лист. Что, во имя Бога…
— Латук. Полезен для пищеварения. Очень моден. А десерт изготовлен по тайному рецепту, который Екатерина Медичи ревниво охраняет. Мне пришлось подкупить старшего повара французского двора. Он назвал его итальянским льдом.
Фелиппес крепко сжал губы, чтобы скрыть неодобрение.
— Помните, что я вам говорил про Кита Марло?
— Что ты поручил ему найти контрабандистов в Московской компании? Тех, что, возможно, отыскали Северо-Восточный проход?
— К сожалению, проход найден не был, но розыски Марло могут все-таки оказаться полезными. Более или менее. Однако особо я на них не рассчитываю, обличение бесчестных купцов не столь уж важно. А получение доказательств такой бесчестности — задача не из легких. Но этот мой другой план непременно вознесет вас над Сесилем.
— И в чем он заключается? — спросил Эссекс, протягивая руку за тыквенным вареньем.
— Как член комиссии, разыскивающей того, кто пишет угрожающие плакаты, я могу повернуть розыски на свой лад. И я направляю их на Марло. Очень скоро он на дыбе будет разоблачать противозаконные сделки, которые, по слухам, заключает Сесиль. А также и Рэли. Мы обретем возможность погубить их обоих.
— Но Марло мне нравится, Томас. Ты видел его «Парижскую резню»?
— Нет, — сухо ответил Фелиппес. — Я предпочитаю драмы из подлинной жизни.
— Но она великолепна! «Роза» была битком набита. Мы с королевой проскользнули в масках. А его элегии! Раньше утром я прочел одну Энн и Терезе про… так о чем же? Большая нога и… и… — Эссекс прижал руку ко лбу и закрыл глаза. — Сладость бедер!
Фелиппес вздохнул. Вечное разочарование — работать на кого-то, столь непохожего на Уолсингема. Ну почему Эссекс не способен оценить красоту сбить одним камнем стольких птиц? Хорошо, что он хотя бы перестал впадать в угрюмость. Некоторые мужчины напускали на себя меланхолию по велению моды, однако приступы мрачности Эссекса были подлинными и крайне вредными для дела.
