ДЕПТФОРД — НОЧЬ
Марло только-только записал последнее сочетание цифр, как во входную дверь постучали. Услышав шаги направляющейся к ней вдовы Булл, он собрал листы и засунул их в сумку.
Заскрипели ступеньки. Дверь в соседнюю комнату открылась и закрылась. И снова шаги.
Вошел Роберт Поули с бутылкой вина и двумя кружками в руках.
— Капер Рэли отплывает со следующим приливом, — сказал он. — На рассвете я отвезу тебя туда, спрятав в повозке.
Марло кивнул.
— Выпьем, Кит?
— А что мне еще остается делать?
— Ты отыскал доказательство участия Сесиля в контрабанде, как и рассчитывал? — спросил Поули.
Марло не ответил. Губы и язык странно покалывало, и он не понимал почему.
— Доказательство вины Сесиля, — не отступал Поули. — Ты его нашел?
Марло почувствовал, как его глаза невольно скашиваются на сумку. Огромным усилием воли он сумел их зажмурить, но было слишком поздно. Да что с ним такое?
— К несчастью, положение изменилось, — темно сказал Поули и вытащил из рукава кинжал.
Глядя, как отблески свечей посверкивают на лезвии, Марло подумал про свою шпагу над кроватью. Сумеет он выпростать ноги из-под стола и схватить ее, прежде чем Поули доберется до него?
Он попробовал, но члены ему не повиновались. Тело словно окутал саван, сотканный из железных нитей.
Боль, когда она возникла, была адской. Марло почувствовал, как его лицо обрызгало теплая жидкость, а его правый глаз будто погрузился в геенну огненную.
Он услышал леденящую душу крик и не мог решить, вырвался ли крик у него, и тут все почернело.
РАЙСЛИП, ЛОНДОН — 12 ЧАСОВ 53 МИНУТЫ. НАШИ ДНИ
На асфальте Нортхолта, специального военного аэродрома для королевских особ, политических лидеров, знаменитостей и прочих очень важных персон, замер «Гольфстрим Г-550» только что из Неаполя. Из него вышли четверо атлетического вида мужчин.
— Мы пересаживаемся в вертолет, синьор, — сказал один из них в мобильник.
— Она уже в Гринвиче? — отозвался де Толомеи.
— Пока нет. Мы будем там сразу после нее.
В своем управлении у южной границы Гринвичского парка два констебля Охраны королевских парков с недоумением переглянулись. Что это еще за шум? Вроде бы взрывы женского смеха. Ребятишки катаются в машинах с опущенным верхом? Вывалились на улицу после вечеринки поблизости?
И они снова взялись за журналы. С обхода они вернулись всего десять минут назад, спустив собак побегать в трех разных местах, и все было спокойно.
Затем донесся отдаленный всплеск.
Река? Или пруд у северных ворот?
Кейт и Медина осторожно шли по улице вдоль восточной границы Гринвичского парка.
Едва по центральной аллее промчалась полицейская машина, как они проскользнули в парк. Несколько минут назад Кейт с помощью пистолета-отмычки Саймона Тревор-Джонса отперла калитку Мейз-Хилл и впустила в парк русских девушек.
— Вы знаете, что говорят про греков, дары приносящих? — спросила она, переходя на бег трусцой.
— Бойтесь русских в бикини, — докончил он вполголоса.
Менее чем за минуту они добрались до овражка в форме корабельного киля.
Деревья перехватывали лунный свет, и они спускались по крутому двадцати футовому склону с большой осторожностью.
— Отсюда, — начала Кейт, встав у носа воображаемого корабля. — Марло указывает, что мы делаем «один-два шага к корме». В его поэме нет слов «три» и «двенадцать», так что, по-моему, эти «один-два» означают либо то, либо другое. Начнем с «три». — И она сделала три, как полагала, мужских шага.
Открыв молнию с умки с инструментами, Медина вынул металлоискатель и подержал его над тем местом, где остановилась Кейт. Ничего.
Кейт сделала еще девять шагов, и Медина попробовал еще раз. Послышалось негромкое попискивание, они схватили совки и принялась копать.
К вящему ужасу констеблей, хранителей Королевских парков, в большом пруду три молоденькие девушки, видимо, состязались, кто кого переплескает.
— Извините меня. Но парк уже несколько часов как закрыт, — заявил один констебль.
Девушки как будто его не заметили.
Он предпринял вторую попытку:
— Дамы, парк закрыт. А купание тут вообще не разрешено.
Девушки перестали плескаться и обернулись к нему. Улыбаясь до ушей, девушки невнятно заговорили на языке, напоминавшем русский в устах пьяного.
