– Я знаю, – сказала Хелен Америка – и она действительно знала. Слегка декадентская, слегка порочная атмосфера Земли должна была показаться удушающей человеку со звезд.
– Ты не поверишь, – сказал он, – но там океан бывает слишком холодным, чтобы плавать. У нас есть музыка, которую играют не машины, и удовольствия, которые исходят из наших тел, хотя их никто туда не вживлял. Я должен вернуться на Новую Землю.
Некоторое время Хелен молчала, сражаясь с болью в сердце.
– Я… я… – начала она.
– Знаю, – резко перебил он, почти с яростью обрушившись на нее. – Но я не могу тебя взять. Не могу! Ты слишком молода, тебя ждет твоя жизнь, а я выкинул четверть своей. Нет, не так. Я ее не выкинул. И я бы не согласился забрать ее назад, потому что взамен получил нечто, чего прежде у меня не было. И получил тебя.
– Но если… – вновь начала она.
– Нет. Не порть момент. На следующей неделе меня заморозят в коконе, и я буду ждать следующего корабля. Долго мне не продержаться, я могу ослабеть. Это было бы ужасной ошибкой. Но сейчас мы вместе, и у нас будут наши отдельные жизни, чтобы помнить. Не думай больше ни о чем. Мы ничего, ничего не можем сделать.
Хелен не стала говорить – ни тогда, ни потом – о ребенке, на которого начала надеяться, ребенке, которого у них теперь не будет. А может, она могла использовать ребенка. Могла привязать его к себе, он был честным человеком и женился бы на ней, если бы она сказала. Но любовь Хелен, даже тогда, в молодости, была такой, что она не могла воспользоваться подобными средствами. Она хотела, чтобы он пришел к ней по своей воле, женился на ней, потому что не мог без нее жить. Для такого брака ребенок стал бы еще одним благословением.
Разумеется, оставался другой вариант. Она могла родить ребенка, скрыв имя отца. Но она не была Моной Маггеридж. Она слишком хорошо знала ужасы, и ненадежность, и одиночество жизни Хелен Америки, чтобы создать еще одну Хелен. И на выбранном ею пути не было места ребенку. Поэтому она сделала единственное, что ей оставалось. В конце их пребывания в Новом Мадриде она позволила ему попрощаться. Молча, с сухими глазами она ушла. Затем отправилась в арктический город, город удовольствий, где подобным никого не удивишь, и, испытывая стыд, тревогу и нарастающее сожаление, прибегла к услугам конфиденциальной медицинской службы, которая избавила ее от нерожденного ребенка. Потом она вернулась в Кембридж и подтвердила свой статус первой женщины, которая поведет корабль к звездам.
VI
В те времена лордом-председателем Инструментария был человек по имени Уэйт. Он не был жестоким – но никогда не проявлял нежности или уважения к авантюрным cклонностям молодежи. Советник сказал ему:
– Эта девушка хочет повести корабль на Новую Землю. Вы ей позволите?
– Почему нет? – ответил Уэйт. – Человек есть человек. У нее хорошие манеры и образование. Если она не справится, мы узнаем об этом лишь через восемьдесят лет, когда корабль вернется. Если у нее получится, это заткнет рты женщинам, которые вечно ноют. – Лорд наклонился над своим столом. – Но если она пройдет отбор и полетит, не давайте ей осужденных. Это слишком ценные и хорошие переселенцы, чтобы отправлять их в столь безрассудное путешествие. Дайте ей более рискованный груз. Всех религиозных фанатиков. У нас их явный избыток. Двадцать или тридцать тысяч, верно?
– Двадцать шесть тысяч двести, – подтвердил советник. – Не считая недавно примкнувших.
– Очень хорошо, – сказал лорд Инструментария. – Вручите ей всех и дайте тот новый корабль. Мы его уже назвали?
– Нет, сэр, – ответил советник.
– Так назовите.
Советник растерялся.
Пренебрежительная улыбка скользнула по лицу старшего бюрократа.
– Возьмите этот корабль и дайте ему имя, – сказал он. – Назовите его «Душой», и пусть «Душа» летит к звездам. А Хелен Америка пусть будет ангелом, если ей так хочется. Бедняжка, жизнь на Земле у нее не задалась, с учетом того, как она родилась и выросла. И нет смысла пытаться переделать ее, изменить ее личность, ведь она и без того живая и яркая. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не нужно наказывать ее за то, что она остается собой. Надо ее отпустить. Пусть получит же– лаемое.
