— Давайте пойдем и все увидим своими глазами.
— Ну что, Димыч, — улыбнувшись, спросил Забродов, — как думаешь, готовы твои собратья по карандашу держать отчет?
Дмитрий Власов неопределенно качнул головой и, взглянув на свои часы «Роликс», неуверенно проговорил:
— Думаю, Илларион Константинович, да!
— Так чего мы тогда ждем! — воскликнул Демакин.
— В самом деле, мужики, — пробурчал Абрамов, — время — деньги!
Каково же было удивление вошедших в зал мужчин, когда они увидели странную и немного комичную ситуацию: взрослые художники, словно школьники, сидели за мольбертами и планшетами и внимательно слушали пожилого алкаша, который, сняв свой старенький пиджачок с коротковатыми рукавами, подходил то к одному, то к другому и что-то настойчиво подсказывал…
— Так, Константин, неплохо, неплохо, — похвалил он хозяина мастерской Гуреева, который осторожно водил углем по бумаге, — только немного мягче, это ведь тебе не предыдущий мужик с яйцами, а беззащитная нежная девушка.
Лопухов взял из рук Гуреева уголь и легким четким движением чуть приподнял изображенной на бумаге молодой светловолосой девушке губы.
— Понял? — спросил Митрич у бородатого художника.
Константин недовольно нахмурился.
— Извините, Константин, — растерянно и виновато произнес Лопухов, — мне легче самому написать, чем слово из себя выдавить!
Константин Гуреев понимающе произнес:
— Кто на что учился…
Лопухов кивнул и протер свою огромную взмокшую лысину платком.
— Совершенно верно, коллега, — проговорил он.
Остальные художники, не отрывая глаз от своих работ, внимательно прислушивались. Владимир Джимисюк что-то подтер резинкой на своей работе, а затем раздраженно зашевелив своими песнярскими усами, повернулся к Лопухову и недовольно переспросил:
— Митрич, так какие у нее глаза? Шо-то я тебя никак не пойму!
— Раскосые глаза, Владимир, — с готовностью повторил Митрич, — и светлые.
— Ну а я какие глаза нарисовал, Митрич?! — возмущенно просипел хохол.
Дмитрий Лопухов быстро подошел к Джимисюку и посмотрел на его работу.
— Вот, уже лучше, Вальдемар! — успокоил он художника. — Почти такие же, как у той девушки, только немного крупнее и печальнее, уважаемый коллега!
Он сам взял дрожащими пальцами карандаш и немного укрупнил ей глазные зрачки, потом слегка приподнял уголки век.
— Да, да… — удовлетворенно прошептал Лопухов, — почти похожа! Молодец, Владимир! Из вас может получиться неплохой художник!
Четверо мужчин, которые несколькими минутами ранее вошли в зал, решили не нарушать рабочую обстановку. Они, рассматривая работы, молча наблюдали за происходящим. Славка Демакин, внимательно присмотревшись к портретам светловолосой девушки, вдруг, повернувшись к своему другу Дмитрию Власову, недоуменно проговорил:
— Ты ее узнаешь?
— Так это же натурщица, Александрой, кажется, зовут… — сразу узнал ее Власов.
— Точно, Шурка! — воскликнул Вячеслав и повернулся к Иллариону Забродову: — Ты понял, Ларик, как тесен этот мир!
— Как ты сказал ее зовут? — переспросил Забродов. — Шу-р-р-ка?!
— Александра, Санька… — подтвердил Слава, — но она любила, когда ее называли Алеся или Шурка. Хотя эти имена, как мне кажется, несовместимые!
У Забродова все внутри перехватило от такой новости. Ведь если на эскизах портрета была Шурка, то люди, которые приезжали с ней, и были исполнителями заказного убийства, в чем полковник уже не сомневался.
— Ре-бя-та! — возбужденно воскликнул Забродов. — А где портреты мужчин, которые были с этой дамочкой!?
Участники импровизированного конкурса на лучшего художника этого вечера дружно указали на притихшего лысоголового «дирижера»:
— У Митрича!
Забродов повернулся к Лопухову и спросил:
— Дмитриевич, где фотороботы?
— Вот, Константинович, — произнес Лопухов, взяв в руки рисунки, — как и обещал.
— А ну покажи, дорогой, — попросил у Лопухова Забродов и, не дожидаясь, пока тот сделает первый шаг, сам направился к своему подвыпившему, но бесценному свидетелю.
Быстро взяв у своего спутника стопку эскизов и набросков портрета подозреваемых кавказцев, Забродов с жадностью набросился на них, изучая каждую черту лица потенциальных киллеров. Однако портреты были разные и отличались друг от друга, порой даже очень сильно, и полковник хотел было поинтересоваться, на который портретный рисунок нужно ориентироваться, но не успел. Неожиданно Вячеслав Демакин, резко шагнув к «свидетелю», удивленно и радостно воскликнул:
