Подполковник Волконский с интересом взглянул на лейтенанта Кучинского.
— Я слушаю вас…
— Дело в том, товарищ подполковник, — поправив на носу очки, с жаром выпалил молоденький практикант, — что нет никаких свидетелей и улик, кроме пули киллера, застрявшей в голове убитого футболиста Виктора Олифиренко.
— Так что, дело тухлое, товарищ лейтенант? — немного нахмурившись, сухо поинтересовался Волконский у Александра Кучинского.
— Да как сказать, Семен Карлович, — приподнявшись со стула и слегка задумавшись, медленно ответил лейтенант Кучинский, — на первый взгляд вроде бы и нет никаких улик, но понимаете, в чем дело…
Бывалого и опытного следователя немного развеселили горячность и возбужденность молодого лейтенанта, который со страстью исповедовался перед своим начальником и с головой окунулся в воспоминания и повествования расследования убийства молодого футболиста.
— И в чем же дело, Александр Сергеевич? — спокойно и хладнокровно поинтересовался Волконский у своего молодого коллеги.
Семену Карловичу вдруг вспомнилась его молодость в то беспокойное время конца двадцатого века, когда он безусым юнцом пришел в Московский уголовный розыск. Он тогда так же, как и этот кучерявый романтик, мечтал о том, что искоренит в своей стране преступность. Однако мимолетные воспоминания перебил дальнейший доклад молоденького практиканта.
— Да понимаете, товарищ подполковник, — как бы оправдываясь, произнес светловолосый очкарик и стал переминаться с ноги на ногу, — по всей логике в этом преступлении присутствует какая-то непонятная подоплека…
Подполковник Волконский смерил своего собеседника недоуменным взглядом и переспросил:
— Какая подоплека?
— Да понимаете, товарищ подполковник, — горячо произнес молодой практикант, — я чувствую, что здесь не просто убийство ради ограбления, а конкретный заказ…
Подполковник Волконский прервал его:
— Хорошо мыслите, товарищ лейтенант, есть хватка и даже какой-то профессиональный подход.
Кучерявый очкарик, смущенно и немного самодовольно покраснев, как-то неопределенно покачал головой, протяжно вздохнул, но ничего не ответил своему начальнику. Зато Волконский, слегка откашлявшись, спокойно, но довольно авторитетно заявил:
— Однако, дорогой лейтенант, чувства не должны подменять факты!
Александр Кучинский прекрасно понимал правоту своего старшего товарища и хотел снова возобновить разговор на эту тему, однако Волконский, закурив новую папиросу, как бы между прочим задал вопрос на совсем другую тему:
— Кстати, заместитель министра МВД Старогородцев не ваш родственник?
— А разве это имеет какое-нибудь отношение к моей службе? — недовольно пробурчал молодой человек.
Подполковник Волконский добродушно улыбнулся и развел руками:
— Нет, Александр, просто я вижу перед собой молодого человека, у которого в жилах течет настоящая кровь потомственного следователя!
— Это мой дядя, — смущенно признался очкастый паренек и тут же, подняв светловолосую кучерявую голову, попросил своего начальника: — Только, товарищ подполковник, я бы не хотел, чтобы это афишировалось в нашем заведении и влияло на мою карьеру.
Волконский облегченно вздохнул, получив нужную и полезную для себя информацию.
— Разумеется, Александр, — заверил он и, как-то странно улыбнувшись, произнес: — Но, как вы понимаете, товарищ лейтенант, шила в мешке не утаишь. Рано или поздно, но все узнают, кто есть кто. Ведь мы не в торговой лавке, а в уголовном розыске.
Александр кивнул:
— Понимаю, товарищ подполковник, но чем позднее, тем лучше.
Хозяин кабинета весело рассмеялся, не только от достойного ответа своего собеседника, но и оттого, что его вдруг осенила прекрасная идея.
— Молодец, товарищ Кучинский! — воскликнул подполковник. — Уважаю твою позицию!
Александр с интересом посмотрел на своего начальника.
— И даже помогу тебе стать настоящим чекистом! — добавил Волконский.
— Как? — уточнил Кучинский.
Семен Карлович усмехнулся и, закурив папиросу, встал из-за стола.
— А очень просто, — сказал он, — поручу вам расследование убийства футболиста Олифиренко, где вы можете проявить себя как с лучшей, так и с худшей стороны. Но, по крайней мере, кроме себя больше не на кого будет пенять: ни на дядю, ни на меня и ни на судьбу!
