— Ладно, не обижайся, Микола, — добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: — А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?
Хохол поднял голову.
— Почти закончили, — ответил он, — остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.
— Начальство здесь? — поинтересовался художник.
— Директор недавно ушел домой, — сообщил хохол, — а его заместитель где-то здесь бегает.
— Тогда я делаю ноги, — сказал Павловец. — Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.
— Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, — назидательно заметил охранник.
Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.
— А может быть, Микола, ты и прав, — согласился художник-реставратор, — один раз мелькнешь, а помнят целый день.
— Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, — усмехнувшись, изрек хохол.
— Типун тебе на язык! — проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.
Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.
* * *
Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.
— Ишь как стараются, — пробурчал реставратор, — видно, устроители выставки немало бабла отвалили.
Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.
— Вот же дерьмо! — прошептал художник-реставратор, качая головой.
Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.
— Нужно вдохнуть свежего воздуха, — сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.
Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.
— Черт подери! — изумленно присвистнул художник-реставратор. — Что это значит? А где оригинал?
Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.
— Что случилось, Ваня? — удивленно спросил Микола.
Павловец махнул рукой:
— Ничего!
Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:
— Варенцов у телефона.
Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:
— Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!
На связи возникла пауза.
— Это кто?
— Это Иван Павловец!
— Так что случилось? — спросил директор музея.
— Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… — потребовал Павловец. — Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?
Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:
— Откуда там твоя копия?
Павловец передернул плечами:
— А я почем знаю?
— Так, Ваня, подожди… — попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.
Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.
— Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, — уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.
Охранник, кашлянув в кулак, вопросительно посмотрел на художника:
— Так шо случилось, Ваня?
— Шо-шо, — передразнил художник-реставратор охранника, — спать меньше надо!
Хохол удивленно посмотрел на раскрасневшегося художника, а тот, ничего не объясняя, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь из музея.
— Вот же Иванушка-дурачок, — незлобиво прошептал здоровяк и, достав из ящика журнал, стал листать его, рассматривая фотографии.