Наблюдавшим это странное и во многом безалаберное правление тогда казалось, что мальчишка-король не сегодня-завтра свернет себе шею в одном из опасных предприятий, которые он то и дело затевает, но если даже каким-либо чудом уцелеет, то все равно не сможет толком править. Вернувшись к родным пенатам, побывавшие в Швеции посланники в устных отчетах высказывали то, что не решались доверить бумаге, уверяя своих государей и шефов внешней политики: «Король Карл слишком молод, необразован и мечтателен. Он мыслями витает в неких дальних краях, населенных героями прошлого, рыцарями и драконами. Такой государь не сможет организовать оборону метрополии, не говоря уже о заморских землях шведской короны».
Эти доклады вводили в изрядный соблазн правителей соседних со Шведским королевством стран, которые имели тайные претензии на сопредельные земли, некогда отвоеванные у них шведами и унаследованные Карлом по праву рождения. Многим политикам казалось глупостью не воспользоваться моментом, когда великой страной правит столь ничтожный государь, в голове у которого одни только пиры, забавы, скачки да еще грезы о былых временах…
Как оказалось, самоуверенные дипломаты и политики просмотрели в необычном короле очень многое. Когда в 1699 году войска Польши, Дании и России в разных местах атаковали шведские владения на европейском континенте, Карл повел себя вполне по-взрослому. На борт боевого корабля, отправлявшегося к датским берегам, король взошел, одетый как солдат, отправляющийся в поход. В тот момент, когда по его команде поднимали якоря, Карл демонстративно сорвал со своей головы пышный парик и бросил за борт — это был знак того, что с прежними забавами покончено навсегда.
Первой жертвой его военного таланта стали датчане: Карл высадил армию возле Копенгагена и сам шел с первой волной атакующих, по грудь в холодной воде под пулями и картечью противника. Опрокинув оборону лобовым ударом морского десанта, король приказал устроить недалеко от столицы неприятеля укрепленный лагерь, а потом приказал своему военно-морскому флоту атаковать датскую столицу. После ожесточенной артиллерийской бомбардировки датский король Фредерик IV запросил мира, обязуясь прекратить боевые действия в Гольштейн-Готторпском герцогстве, вторжение в которое и стало причиной объявления войны. Добившись своего от одного противника, Карл немедленно принялся за других.
Следующим под удар шведской военной мощи попал польский король Август II Саксонский, который занял польский престол, посулив сейму взять у шведов Ригу и отвоевать прибалтийские земли. Обложив Ригу плотной осадой, он приказал обстреливать город, но затем неожиданно увел войска от города. Объяснение его странного поведения есть у шведского мемуариста. Будто бы в лагерь к Августу прибыли представители английских и голландских коммерческих фирм, которые стали сетовать, что до осады с рижских складов не успели вывезти ценные товары; теперь этим товарам грозила гибель от бомбардировок тяжелой осадной артиллерии, а в случае взятия города — от бесчинств мародеров. Чтобы избежать этого, господа негоцианты, скинувшись, собрали 100 тысяч ефимков, которые с радостью готовы были поднести королевскому величеству при условии, что ему угодно будет отложить взятие Риги до весны, когда товары уйдут со складов к покупателям. Король вошел в тяжелое положение купечества и, чтобы не подрывать европейскую торговлю, деньги соизволил принять.
В это же время русская армия под руководством царя Петра I вторглась в Ингерманландию и осадила шведскую пограничную крепость Нарва. Шансы на успех у русских были весьма велики: большая часть нарвского гарнизона ушла на выручку Риги, а в распоряжении Петра было сорок тысяч солдат и мощная артиллерия, по иронии судьбы составленная из пушек шведского производства.
Часть орудий, с которыми Петр осаждал Нарву, подарил русским шведский король Карл XI перед походом на Азов, а остальные были куплены в Швеции незадолго до войны, уже при Карле XII. В этом шведскому монарху виделось особенное коварство — он разрешил продать пушки, считая короля Петра своим союзником, а тот из этих орудий палил теперь по Нарве, где с трудом держался гарнизон в полторы тысячи штыков, подкрепленный четырьмя сотнями вооруженных нарвских обывателей.
