Обаятельный мужчина, слывший ловким покорителем дамских сердечек, Франц Лефорт после короткой предварительной осады пошел на решительный штурм и, добившись согласия матери Елизаветы, не дожидаясь разрешения родственников из Женевы, женился. Возможно, голландцам, покровительствовавшим семейству Сугэ, приглянулось то, что Франц был единоверец, сражавшийся за Голландские Штаты, — во всяком случае, шаткое положение и полное безденежье жениха не стали препятствием на пути молодых людей. Венчались они в реформатской кирхе Немецкой слободы; в брачном контракте было оговорено, что родившиеся в этом союзе дети креститься будут по реформаторскому обряду и воспитываться в кальвинистской вере.
Вскоре после этого Лефорт был принят на русскую военную службу с чином капитана и получил под команду роту, с которой оправился в Малороссию. Он прожил два года в Киеве, проделав несколько военных кампаний, в которых принимал участие и Гордон, — Франц вообще старался держаться ближе к своим покровителям. Не без их участия он потихоньку рос в чинах, став сначала майором, а потом подполковником, но решительный перелом в его карьере свершился 4 сентября 1689 года, когда изменилось правление в русском царстве. Вместе с Гордоном и остальными офицерами-иноземцами Лефорт явился в Троице-Сергиеву лавру к Петру, был представлен ему, и с тех пор они стали часто встречаться.
Спустя четыре месяца после первого визита в Немецкую слободу Петр снова приехал на Кукуй, в этот раз посетив дом «камрада Франца»; с тех пор он стал бывать у Лефорта регулярно; вот что пишет по этому поводу в своих мемуарах князь Куракин: «В доме Лефорта первое учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур почал первый быть к одной дочери купеческой, названной Анной Ивановной Монс». К моменту встречи с Монс Петр уже около двух лет был женат на Евдокии Лопухиной, но к супруге успел охладеть — она была на несколько лет старше его, брак с нею был вынужденной уступкой матери и сестрице Софье. Женившись зимой 1689 года, Петр Алексеевич лишь год прожил с Евдокией Федоровной, а после рождения сына стал всячески избегать ее. Встретив Анну Монс не то в 1691, не то в 1692 году, Петр впервые столкнулся столь близко с женщиной европейского воспитания и был совершенно очарован ее обхождением и реакциями на свои чувства. Это было так ново, так восхитительно не похоже на все то, что он знал в этой области прежде…
Предмет обожания Петра — едва ли не самая популярная фигура той эпохи у отечественных литераторов. Для начала ее в романе «красного графа» Алексея Толстого из дочери золотых дел мастера обратили в дочь трактирщика, «кабацкую девку», едва ли не нарочно царю Петру подсунутую хитрыми иноземцами. По смыслу же появившейся позже многочисленной писанины выходит, что главной причиной реформ, затеянных Петром, было причинное место Анны Монс, ради которой он вроде бы и захотел «переделать Россию в Германию». Кочует теперь бедная Анхен по страницам романов и экранам в России в качестве двусмысленной и неприглядной бабенки, не сумевшей оценить масштаб открывшихся перед нею возможностей.
Но так ли уж завидно было положение Анны Монс при Петре, чтобы за него держаться? Обитатели Немецкой слободы смотрели на Анну так же, как нынче в России смотрят на девушек, сожительствующих с сыновьями африканских царьков. Для нее звание «кукуйской царицы» было скорее не титулом всемогущества, а клеймом. Пока был жив отец и влиятельные друзья при дворе, она терпела эту роль «рабы любви», зависимой от милости венценосного друга-господина. Однако Анна Монс была нормальной женщиной, может, и не идеальной, но дочерью своего времени, получившей определенное воспитание и не лишенной трезвого рассудка. Вряд ли она задумывалась о русской короне. В течение десяти лет, живя с русским царем на положении «первой подруги», она пыталась организовать совместную жизнь на семейный лад. У Анны был прекрасно обустроенный, уютный дом с цветником. У нее были лучшие коровы в Немецкой слободе, дававшие щедрые надои на зависть другим хозяйкам. Отличный огород, устроенный по всем правилам агрономического искусства, приносил пышные урожаи. Никто в Немецкой слободе не умел солить капусту и огурцы, как Анна Монс. По осени эти работы превращались в целый праздник, когда девки-прислужницы, соседки-бюргерши и сама хозяйка в больших деревянных корытах острыми лунообразными секачами рубили капусту с ее собственного огорода, шинковали крепкую морковь, только что принесенную с грядок, и набивали ими бочки вперемешку с солью.
