Таким образом, у приехавших из Киева еврейских купцов было множество поводов и возможностей познакомиться с новгородскими священниками, имея с ними чисто коммерческие дела, однако этим дело не ограничилось. Среди торговцев был некто Схария, по исповеданию принадлежавший к караимам. По разным свидетельствам, он был уроженцем Крыма, но в молодые годы переселился в Киев, где и обосновался весьма прочно.
История киевской еврейской общины началась еще в X веке; самым древним письменным документом, «имеющим киевское происхождение», является написанное на прекрасном иврите письмо киевского купца Якова бер-Ханнукка, отыскавшееся среди раритетов каирской «генизы» — хранилища свитков и книг с упоминанием Бога, обветшавших и вышедших из употребления, которые, однако, по иудейской традиции, нельзя уничтожать. Под письмом бер-Ханукка стояли подписи двенадцати человек, судя по именам — евреев киевской общины. В позднейших документах неоднократно упоминается Жидовский квартал и Жидовские ворота Киева; это говорит о том, что многочисленная иудейская община в городе была «исторически прописана» и занимала определенное место в общественной жизни. Киевские евреи славились своей «книжной ученостью», с ними не чурались водить знакомство аристократы лучших родов, а князья брали их на службу, поручая сборы податей, дипломатические миссии, а также лечение собственных персон и «предсказания будущности». Один из тех, кто был вхож в терема киевского князя и его ближних людей, был Схария.
Где и когда этот человек получил образование, точно не известно, но острый ум и недюжинные познания сделали его лидером киевской общины караимов. Схария прекрасно знал Ветхий и Новый Завет, изучал философские системы, занимался естественными науками и математикой, слыл незаурядным астрологом. Эти его увлечения пуще коммерческих вопросов сблизили его с новгородскими «книжниками», большей частью группировавшимися вокруг книгохранилища Софийского собора. Доверенному кружку «книжников», сложившемуся вокруг него в Новгороде, Схария и открыл основы учения, которое проповедовал.
Семя проповеди Схарии упало в хорошо унавоженную почву. В Новгороде, как и во всяком другом торговом городе, где во множестве бывали люди из разных стран света, изъяснявшиеся на многих языках, к вопросам веры относились достаточно либерально. Новгородцы по своим делам часто бывали в городах Ганзейского союза, где знакомились с учениями многих сект, которые в преддверии ожидавшегося светопреставления в изобилии плодились по всему христианскому миру.
Как водится в таких случаях, наставник-ересиарх вел своих подопечных от этапа к этапу, убедив их сначала в отрицании монашества и церковной иерархии, посеял сомнение в святости мощей праведников, силе и важности крестного знамения, после чего от почитания святых икон ученики уже отказывались совсем легко. Следующим шагом стало признание ненужности самих храмов, отказ от таинств церкви вообще, а в особенности от причастия. Так они подошли к отрицанию троичности Божества, божественности Христа, воплощения Бога и бессмертия души. Во главу угла своей веры Схария положил Моисеевы заповеди во всей их ветхозаветной чистоте, признав их альфой и омегой религии.
Первым учеником Схарии стал новгородский поп Дионисий, который привел к наставнику своего товарища, иерея Алексея, и уже на пару с ним они «склонили к жидовству» Алексеева зятя Ивана Максимова, его отца и многих других знакомых и родственников: священников, дьяконов, причетников и клиросных певчих. Обратили в ересь и такую важную для новгородцев фигуру, как протопоп Софийского собора Гавриил. Положение тайных еретиков из числа новгородского священства было чрезвычайно выгодно. Отпавшие от церкви продолжали служить в храмах и пользоваться их доходами, а вместе с тем искали возможных сторонников секты среди прихожан, выбирая из них тех, кого считали достойными. Наученные Схарией обращенные из православных священников, выступая в роли вербовщиков секты, действовали очень осторожно. Прежде чем открыть перед кем-либо суть своего учения, долго к нему присматривались. С людьми, твердыми в вере, они держались как истинные православные. Тем, кто обличал еретиков, поддакивали и сами поддерживали их гневные речи. Но если примечали в человеке слабость и сомнение, то не упускали случая взять его в оборот.
