— Всё чисто!
На мгновение замирают, получают легкий, практически незаметный, кивок головы от своего непосредственного начальника и исчезают так же стремительно, как и появились, а в мой дом входит ОН, кошмар всей моей жизни(Подозреваю, что не только моей).
Кошмар имеет вид моложавого, подтянутого, но всё же уже пожилого человека в дорогущем, скроенном и пошитом по заказу костюме.
— Доброе утро, дедуля! — слащавенько улыбаюсь я, а он морщится, будто проглотил генномодефицированный лимон с удвоенным уровнем кислотности. О-да, мой дед ненавидит это обращение, предпочитает, чтобы его называли «сэр», так сказать, просто и со вкусом, а также с очень большим смыслом, но мне всё равно — дед от моей грубости, по идее, тоже не должен страдать: по крайней мере, у него есть ещё пять внуков, во многом зависящих от него и от того старающихся угодить изо всех сил.
— Доброе, Хлоя. — спокойно отвечает он, привычно обводит взглядом комнату и привычно морщится. «Убого», — даёт в который раз оценку моего места жительства его вид, но меня не обманешь.
— Завидовать не хорошо! — с ухмылкой говорю я.
— Чему? — делает непонимающий вид он, но тут же ломает собственную роль, добавляя: — Твоей холупке, когда у меня есть настоящий замок? Да, я могу сотни таких же купить!
— Холупки сможешь, — зевая отвечаю я. — а настоящий дом — нет!
Он знает, о чём я говорю, поэтому не спорит. Да, у меня только эта двухкомнатная квартира на окраине, а у него виллы по всему миру, вот только у меня дом, а у него мавзолеи.
Невольно вспоминаю, как мы с папой обустраивали нашу квартирку, как спорили по мелочам… А ещё я очень расстраивалась, что из нашего окна не видно неба… И тогда мой мечтатель-папа нашёл выход. Он притащил кисти и краски, а затем один(в это время я была в какой-то поездке) раскрасил все потолки и стены нашего дома вручную.
Помню, я приезжаю, вхожу — и немею. Я была восхищена, потрясена было такое чувство, что я где-то в облаках…
— Ты же хотела. — улыбается папа, а я, придя в себя, мчусь к нему в объятия и плачу.
— Ну, что ты, что ты… — шепчет самый лучший человек на свете. — Не надо плакать: я сделал это для радости. Ты ещё не знаешь, но небо по всей квартире, как в солнечный весенний день. Я хотел, чтобы у нас было всегда тепло, чтобы от любых неприятностей и гроз можно было спрятаться здесь, у нас, а ты плачешь…
— А это от счастья. — продолжаю всхлипывать я.
— От счастья можно. — соглашается папа.
Да, у меня дом, наполненный теплом, воспоминаниями, жизнью, а у Сэра музеи. Да, именно музеи, заполненные разными диковинками со всего света. Да, красивые, яркие, привлекательные. Ими можно гордится, кичится, в них можно организовывать приёмы, но не жить… Рано или поздно, от любого выставочного зала устаёшь. Так устаёшь, что хочешь сбежать на волю, на свежий воздух или вернуться домой.
Дед, как ни странно, это понимает, поэтому стабильно сбегает от всех и вся ко мне, даже несмотря на то, что наши отношения далеко не самые лучшие…
И должна признать, что моя вина в этом минимальна. Я, если можно, так сказать, просто следую небольшой семейной традиции, ведь всё началось ещё до моего рождения, когда одна юная прекрасная принцесса сбежала из дворца своего папы-короля. Для девушки эта была небольшая акция протеста на третью(или четвертую? Да, ладно! Не суть важно) женитьбу отца. Он, должна сказать, протест оценил и решил, что дочуня погуляет, перебесится, да и вернётся, а чтобы процесс прошёл быстрее, взял и заблокировал все счета, все фонды, оформленные на имя моей мамы.
Дедуля считал: каким бы ты гордым не был, а кушать хочется всегда. Он был уверен: его дочь рано или поздно вернётся, ведь она сама денежку не зарабатывала, всё ещё находилась на иждивении отца и в то время была студенткой начальных курсов в университете, то есть работу по будущей специальности без помощи деда найти не могла и всё, на что могла претендовать, так называемый, низкоквалифицированный труд, до которого, Дед был уверен, девочка, воспитанная в роскоши, не опустится никогда. Ошибся… Мама опустилась, более того, на той малоквалифицированной работе встретила моего отца.
