Оми спрятал «ириви». Такая прививка требовала меньшего напряжения, чем переливание, о котором просил Джейс-лаи.
— Вы снабжены противоядием, мистер Роаке, которое быстро справится с болезнью. Я создал его на основе вторичного вируса, разработанного Нгури Нгенгой. Теперь вы способны распространить его среди ваших соплеменников. Я ускорил ваше личное исцеление, так как вы пострадали наиболее сурово.
— Сделайте прививку и мне, — потребовал Арес. — Слишком много реа нуждаются в исцелении.
На момент Оми ощутил раздражение этими беспомощными нецивилизованными существами, имеющими наглость что-то от него требовать. Но он справился с недостойной эмоцией.
— Как хотите, — согласился Оми. Он повторил быстрый жест, но Арес даже глазом не моргнул.
— Благодарю вас, мастер Оми, — произнес Арес слегка напряженным голосом. — Клан Реа почтит вас в своей истории.
Роаке что-то утвердительно буркнул.
Оми склонил голову, одобряя искренность благодарности реа. Возможно, эти нецивилизованные существа чего-то стоят.
— Вам незачем беспокоиться об остаточных эффектах вирусов, чья способность репродуцироваться крайне ограничена. — Помолчав, он добавил: — Для своих условий стромви обладают необычайно развитым уважением к творению.
— Как бы я хотела вернуться к своему народу, — вздохнула Нгина, лениво проводя пальцем по серебряным минеральным прожилкам в белой каменной скамье. — Моя шкура болит от сухости атмосферы Деетари.
Тори кивнула, но не могла заставить себя ответить. Ткань ее голубого деетарийского платья была мягкой, но она словно царапала ей кожу, вызывая сочувствие к замечанию Нгины. На Тори не осталось ни следа смолы, и ей не хватало этой раздражающей скользкости.
Стромви казалась такой далекой от этого спокойного аккуратного сада с его подстриженными кустами и изящными фонтанами. Проведя на Деетари десять дней, Тори все еще чувствовала себя не на своем месте. Ей снова овладела жажда бегства, но на этот раз ее манила вполне определенная цель. Однако фермы Ходжа больше не существовало…
Тори едва ли могла пожаловаться на гостеприимство деетари. Они поселили беженцев со Стромви в одном из поместий матриарха и делали все, чтобы обеспечить им максимальный комфорт, но тем не менее эти десять дней показались бесконечными.
Десять дней. Тридцать миллиспанов. Менее трети полной протяженности «вахты смерти». Десять дней — всего лишь краткий промежуток, а «вахта смерти» казалась целой жизнью.
Со времени их прибытия на Деетари Тори видела Джейса только один раз. Он холодно сообщил, что с ним все в порядке, и несколько рассеянно выразил интерес к здоровью Нгины и выздоровлению Тори. Нгина засыпала его вопросами — одни из них он искусно парировал, а на другие не отвечал вовсе. Тори испытывала определенные подозрения по поводу его задумчивости.
— Почему вы хмуритесь, мисс Тори? — спросила Нгина, сопровождая свои слова мягким щелканьем, каким матери-стромви часто уговаривают детей. — Вы думаете о Ходжах?
— Я думала о твоем отце.
— Да. — Нгина щелкнула с пониманием и сожалением. — Я тоже видела мастера Оми. Инквизиторы судят моего почтенного отца, не так ли?
— Инквизиторы всегда этим занимаются, — ответила Тори. — Судят и приговаривают.
— Мой отец — очень достойный человек, мисс Тори.
— Я знаю, Нгина-ли.
Железные ворота сада со скрипом отворились. Сквозь прозрачную дымку фонтанов Тори разглядела золото Сессерды и знакомые темные волосы. Джейс быстро подошел к Тори и Нгине и, не глядя на них, произнес холодным голосом чиновника Консорциума:
— Мисс Дарси, мне нужно поговорить с мисс Нгенгой наедине.
Если бы это был Оми или любой другой, кроме Джейса, Тори стала бы защищать Нгину. Она хотела, чтобы Джейс позволил ей остаться, но не стала спорить. Тори знала, что он не меньше ее любит Стромви и Нгури Нгенгу.
Джейс наблюдал, как Тори возвращалась в дом. Он чувствовал беспокойство Нгины, но не торопился начинать разговор. Джейс искренне желал, чтобы ему вообще не было нужно говорить, но сообщение приговора входило в обязанности адепта Сессерды.
Он держался спокойно и отстраненно, хотя внутри у него все болело.
