— Я рада, что ты не боишься меня, Виктория, — промолвил образ прабабушки Мирель со знаменитой полуулыбкой и ярко-зелеными глазами, словно скрывающими какую-то экзотическую тайну. — Розалинда всегда меня боялась.
Молодая испуганная женщина в неопрятной комнате ответила такой же полуулыбкой, но в своих воспоминаниях она вновь стала темноволосой девочкой, отозвавшейся с необычайным для ее возраста цинизмом:
— Мама так долго притворялась глупой и беспомощной, что забыла, как можно быть кем-то еще.
— Розалинда способна на хитрость, но она никогда не была такой независимой, какой я хотела ее видеть. Я переоценила ум ее отца. — Мирель пожала плечами, и даже в этом кратком движении изящество объединялось с чувственностью. — Адель хотела его, и я совершила ошибку, пойдя ей навстречу.
— А бабушка боялась тебя?
— Адель никого не боялась.
— Ты убила ее?
Мирель приподняла изогнутую бровь.
— Адель умерла по своей вине, не по моей. Кто сказал тебе, что я убила собственную дочь?
Девочка пожала плечами, несмотря на возраст довольно точно повторив жест Мирель.
— Твои враги никогда не живут долго, верно? Все знают, что ты спорила с бабушкой перед ее смертью.
— А «все» знают, из-за чего мы спорили? — спросила Мирель.
— Бабушка обвиняла тебя в убийстве ее первой дочери.
— Первая дочь Адели умерла нерожденной, — мягко промолвила Мирель.
— Бабушка сказала, что ты открыла инкубатор и пыталась заменить зародыш своим собственным клоном, но кто-то остановил тебя, прежде чем ты успела закончить.
— Адель никогда не могла признать, что ее ребенок был дефективным, — вздохнула Мирель, но полуулыбка осталась на месте. — Ты развита не по годам, Виктория, но тебе следует быть поосторожнее со своими предположениями. Полное клонирование является в Консорциуме незаконным, а уничтожение собственной внучки требует сверхчеловеческой твердости. По-твоему, я на такое способна?
— Мама говорит, что ты способна на все, что сочтешь необходимым.
— Я принадлежу к тем, кто выживает при любых обстоятельствах, — согласилась Мирель, — но ты должна верить, что я не совершала жестоких поступков, даже в отношении тех, кто скверно со мной обращался. Никогда и никому не позволяй заставлять тебя стыдиться меня… — улыбка стала печальной, — или самой себя.
— Дядя Пер говорит, что ты очень богата и могущественна.
— Я действительно могущественна и бывала как очень богатой, так и очень бедной. — Она коснулась сверкающих камней ожерелья. — Твой дядя Пер был бы разочарован, узнав, как мало у меня осталось подлинных драгоценностей. Стоимость выживания растет с каждым спаном, а стоимость вечности — и того выше.
— Но ведь ты и сейчас не очень бедна, верно? — спросила девочка, слегка нахмурившись, ибо прабабушку ей всегда описывали как нечто нерушимое.
— Нет, — засмеялась Мирель. — Ты ведь не имеешь понятия о бедности, не так ли, Виктория? Надеюсь, тебе никогда не придется усваивать этот урок. Когда же вспомнишь об этом, гордись тем, чего ты достигла.
— Как я смогу вспомнить то, чего никогда не испытывала?
— А раньше такого никогда с тобой не происходило? — серьезно осведомилась Мирель.
— Нет, — озадаченно ответила девочка.
Мирель закрыла глаза, и мимолетное разочарование придало выражение жесткости ее прекрасным чертам. Но лишь на какое-то мгновение.
— Не важно, Виктория. По крайней мере, деньги на твое образование были истрачены не зря. Я рада, что ты получила наследство, несмотря на усилия Пера сделать тебя зависимой от него. Ты не должна полагаться ни на кого, кроме себя, Виктория. Не повторяй моих ошибок. — Услышав совет, который показался ей незначительным, девочка нетерпеливо заболтала ногами, и Мирель вздохнула: — Ты еще слишком молода. Я прождала слишком долго?
— Если бы ты посетила нас раньше, то я была бы еще моложе.
— Мне советовали не посещать вас вовсе, — отозвалась Мирель, — потому что будущее не должно завидовать прошлому, а настоящее не должно тяготиться будущим. Я слушалась этого совета, пока не напомнила себе, что знаю тебя лучше, чем кто-либо еще, и знаю, что у тебя хватит сил взглянуть мне в глаза и поучиться у меня. Мы с тобой похожи, Виктория. Мы обе принадлежим к тем, кто выживает.
