— Звучит как дурь, если не знать, что под сопляком подразумевали вашего коннетабля, которого они заманили в харчевню и убили первым. Он очень мешал кому-то в вашем феоде, что-то знал.
— Да неужто мельнику? — ехидно усмехнулся барон. — А может, обоим? У меня их двое.
— На вашем месте я бы проверил обоих. И еще бы выяснил, куда в вашем феоде люди деваются. Я, например, послал парня в монастырь за лекарствами, дал своего коня, только коня дохлого и нашли. А еще у вас по болоту ходит холерный уродец и на людей кидается.
— Какой еще холерный уродец? — ехидство как рукой сняло, барон был серьезен. — По какому болоту?
— По тому болоту, что лежит вдоль дороги, которая ведет к монастырю.
— А кто вам про него рассказал? — спросил барон абсолютно серьезно.
— Я его сам видел, так же, как и вас. Конь его почуял и понес, я сам чуть кости не переломал. А что, вам про него уже что-то говорили?
Барон не ответил, он уставился в стол перед собой. Все молчали. В огромном зале было тихо, только ветер завывал в камине, да громко треснуло палено, раскидав несколько иск.
— Садитесь, — вдруг произнес барон, указывая на стул рядом с собой.
Солдат попытался отодвинуть этот стул, но двигать одной рукой такую мебель было невозможно. Стул было неимоверно тяжел и массивен. Хорошо, что Еган догадался, подбежал и помог. Солдат уселся.
— Что у вас с левой рукой? — спросил барон.
— Старая рана. Моя первая. А в харчевне получил по ней еще раз, очень крепко получил. — Он чуть помолчал. — Монахи сказали, что б левой рукой не шевелил.
— Я вас понимаю. Старые раны.
— Я вижу, что сия учесть и вас не миновала.
— Вы про лицо или про руку? — барон показал правую руку, она тоже была заметно искалечена. Пальцы были ломаны, а на указательном не было ногтя. — Лицо — это турнирные забавы молодости, а рука — это Вербург. Это барон де Шие. Мы с ним сшиблись, оба коня насмерть, я ему копьем в шлем, он мне в руку. Вечером мы с ним выпили, он оказался добрым малым. Добрым рыцарем.
— Я тоже был при Вербурге.
— Вы? — барон посмотрел на солдата с недоверием. — Сколько ж лет вам тогда было?
— По-моему, пятнадцать уже исполнилось.
— А на чьей стороне вы были?
— Ну уж не на стороне еретиков.
— А кто был вашим капитаном?
— Не знаю, но платил мне тогда лейтенант Брюнхвальд.
— Брюнхвальд! — Радостно воскликнул фон Рютте. — Я ж его знал. Я пил с ним перед сражением, а где вы стояли?
— Слева.
— В низине?
— В самой низине. С рассвета и до полудня я простоял по щиколотку в воде.
Барон аж подпрыгнул. Он больше не был суров. Он был и радостен, и возбужден, и даже возмущен.
— Это ж вы, мерзавцы, побежали первыми, — кричал он, указывая на солдата кривым пальцем без ногтя.
— А где в это время были вы? — спросил Волков.
— В это время я уже лежал в обозе с изуродованной рукой.
— Так вот, мы побежали, когда велийские ландскнехты ушли спасать свои шмотки после того, как кавалерия противника ворвалась в наш обоз. А с нами осталось только полторы сотни копейщиков, которых шесть сотен рейтар даже не заметили, когда кинулись нас топтать. Что может сделать тысяча лучников с шестью сотнями добрых рейтар, которые смяли полторы сотни копейщиков и несутся на них во весь опор. Я даже одного выстрела сделать не успел. Расскажите ка мне, барон, как кавалерия противника оказалась в нашем обозе?
— Ах-ха-ха! — радостно засмеялся барон. — Дело то было веселое. Мы сшиблись с их рыцарями в центре, как положено, с хрустом и звоном. Сталь в сталь, мясо в мясо. Нас было чуть больше, но суть не в этом. Мы были лучше, и поэтому мы их опрокинули. Они откатились, а наши чуть увлеклись и решили немного порубить арбалетчиков, уж больно хорошо они стояли. Да уж…
— Да уж, а наемные кавалеристы противника смяли ваших оруженосцев и заехали в наш обоз.
— Ну, я то этого не помню, — сказал барон и заорал: — Еган, Еган!
Из сумрака зала шаркающей походкой старика пришел слуга.
— Кубок моему гостю, — сказал барон. — И давай ужин.
— Ужин, — удивился старый слуга. — Его еще не начали готовить, господин.
— Ну, тогда принеси нам вина и какой-нибудь еды. Вчерашний пирог, окорок, сыр. Неси, давай, — и он продолжил: — Я не помню, как все закончилось. У меня была раздроблена рука и надо мной колдовали лекари.
