Прикидывая, как бы избавиться от бесперспективной работы, он вдруг заметил за окном кого-то как будто знакомого. Нет, не лично. Джек узнал короткую темную стрижку, заостренный нос, квадратный, покрытой редкой щетиной подбородок и, конечно, яркие кеды. В интернете бесконечно рассказывали истории о том, как этот человек продал компанию за несколько миллионов долларов. А он меж тем продолжал ходить туда-сюда, а затем, к удивлению Джека, зашел в кафе и встал у стойки, чтобы сделать заказ.
Эв Уильямс – а это, конечно же, был он – не заметил, что Джек пристально следит за ним, методично изучая каждое движение. Если бы мы умели ощущать визуальное вторжение, он наверняка почувствовал бы некоторое насилие над собой. А Джек воспринял эту встречу как знак свыше и быстро открыл компьютер, зашел в браузер и набрал в поисковой строке: «Эван Уильямс электронный адрес».
У Джека не было обычного, как у всех, резюме. Последний раз он пользовался этой формой, когда нанимался на работу в обувной магазин Camper. Он провел несколько часов за рисованием и вылизыванием красных и черных букв, выбрав для самопрезентации остроконечный элегантный шрифт Futura. Он разделил резюме на три раздела: Джек – Жизнь – Любовь. Без фамилии. Просто Джек. Camper даже не предложил ему места. Но Джек по-прежнему хранил резюме в компьютере и, удалив только упоминания об обуви, послал его Эву, прибавив, что видел его в кафе. Он так и спросил, прямо, без обиняков: почему бы адресату не взять его на работу? После обмена несколькими посланиями по электронной почте Джек получил приглашение на собеседование.
Odeo уже перестал к тому моменту использовать в качестве офиса квартиру Эва и занимал несколько более просторное помещение в нескольких кварталах от сквера на Третьей улице. Даже в просторном помещении сохранялись приметы, выдающие бессистемный характер деятельности Эва и Ноа.
Дешевые шаткие пластиковые столы на металлических ножках (часть мебели Эв приобрел на уличной распродаже, устроенной по случаю закрытия старой церкви). В одном конце комнаты находилось широкое арочное окно, но оно освещало только несколько квадратных метров. Казалось, будто свет боится подходить слишком близко к немытым программистам Odeo. На полу лежал небольшой изорванный коврик в восточном стиле, предназначенный, очевидно, чтобы слегка украсить помещение. Но худшей частью офиса, безусловно, был общий туалет в конце коридора. Несло так, что желающие попасть туда натягивали на голову футболку, чтобы не чувствовать запаха. На лестничной клетке воняло не меньше: она служила ночевкой бездомным.
Джек вышел из старого скрипучего лифта и подошел к офису Odeo. Там стояла мертвая тишина. Несколько неопрятных гиков стучали по клавиатуре. Белые икеевские занавески свисали с потолка, разделяя большой зал на участки. Джека направили в переговорную.
Вошел Эв, подвинул к себе стул и начал задавать обычные вопросы о прошлых местах работы Джека, месте рождения, причинах, почему тот оказался в Сан-Франциско. Вскоре беседа прервалась глухими ударами, доносившимися из коридора. Дверь с размахом открылась, врезавшись в стену, и в комнату ввалился огромный мужчина.
– Эй, парни, что происходит? – спросил он с напором. – Привет, я Ноа, – обратился он к Джеку. – Ноа Гласс.
В руках у него была огромная миска, из нее вываливался салат. Листья латука падали на пол. Ноа устроился на дальнем конце стола, между ним и собеседниками осталось еще несколько стульев.
– Ну что, фигачить умеешь? – обратился Ноа к Джеку, словно Эва в комнате не было.
Джек, слегка смущенный, посмотрел на Эва. Тот сидел с выпученными глазами.
– Да, я писал код для системы распределения заказов по велокурьерам, – ответил Джек.
– Клево, клево, – произнес Ноа, покачивая головой. – Ну, мы тут тоже делаем что-то вроде системы распределения, – продолжил он, заглатывая огромную порцию из миски, так что листья салата вылезали изо рта, словно звериные клыки. – Делаем звуки, подкасты и всё такое, – еще одна пауза, пока мозг составляет следующие слова, – и затем эти подкасты распределяются по юзерам!
