Он то и дело стреляет в нее глазами. Я же не могу ему запретить, думает она; а самой приятно. Что-то меня повело, чудно, вроде пила только пиво, да и того немного. Хорошо, хоть они сидят рядышком напротив, и Турбьерну не видно, какими глазами смотрит на меня его приятель, а уж за своим лицом я как-нибудь услежу.
Темнеет, она зажигает свет и уходит сварить кофе — ей хочется увидеть себя в зеркале. Хлопает дверь пристройки — вернулась Унни и пошла прямиком в гостиную. Ингрид крутится перед зеркалом, смеется: дурочка ты, кто б подумал, что ты взрослая. Потом она по-матерински увещевает себя: скажи-ка лучше, что любишь Турбьерна. Я люблю Турбьерна. Скажи, что не выкинешь никаких фортелей. Никаких фортелей, чур меня! Когда она возвращается в гостиную с кофе, на ее месте сидит Унни. Ингрид приставляет стул к короткой стороне столика, между Унни и Кристианом, чтобы всех видеть. Все мрачные. Она понимает, что Унни попросила пива, а Турбьерн запретил.
— Значит, в моем возрасте ты пил только газировку, да? — упорствует Унни.
— Я не требовал, по крайней мере, чтобы мне наливали дома, — отвечает Турбьерн.
— Еще бы, у вас дома не водилось спиртного, у тебя ж родители капли в рот не брали. Но ты-то пьешь! А мне, чтоб ты знал, положено брать с тебя пример во всем!
— Прекрати!
— Я тоже имею право говорить!
— Ишь ты, нос сопливый, а туда же.
— Нос у меня, представь, не сопливый. А пива твоего мне не больно-то хотелось.
Унни вскакивает. Стоит как бычок и ест отца глазами, потом уходит, но на середине комнаты встает, оборачивается и заявляет:
— Я настолько взрослая, что сама могу заводить детей.
Она уходит. Повисает тишина, неловкая, неуютная, вечер — коту под хвост. Все надеются, что молчание разрядится как-нибудь само собой.
— Да, — говорит наконец Кристиан, — дочурка у вас с характером.
— Вылитый отец — такая же упрямая.
— Да ну? — переспрашивает Турбьерн с довольным видом.
— Упорством-то она в тебя, не открещивайся.
— Вовсе я не упорный, — говорит Турбьерн польщенно. Как ребенок, думает Ингрид, ну его, не буду ему подыгрывать. А вслух произносит:
— Ты обращаешься с ней, как с маленькой, хватит уже, ты только настраиваешь ее против себя.
— Ерунда! Просто у нее возраст такой, поперечный. Правда, тесть?
— Ты же знаешь, я в ваше воспитание не вмешиваюсь, вы уж лучше сами.
Сиверт сидит как на иголках, он боится, что Турбьерн своими вопросами заставит его принять чью-то сторону, это опасно, он поспешно поднимается и скрывается в туалете. Ему доводилось прежде по недосмотру брать чью-то сторону, и ни разу это добром не кончилось. Турбьерн с Кристианом прикладываются к рюмочке, тянут кофе, соловеют. Турбьерн смотрит на почти пустую бутылку и спрашивает: у нас пиво еще есть? Нет, отвечает Ингрид. Не беда, я тоже не порожняком приехал, говорит Кристиан и заливисто хохочет. Не порожняком? — пихает его в бок Турбьерн. Возвращается Сиверт, ага, опасность миновала, видит он и усаживается со вздохом облегчения. Тогда эту, что ли, прикончим, предлагает Турбьерн и берет бутылку. Тебе налить? — спрашивает Кристиан у Ингрид. Нет, пожалуй, не буду, отвечает она, не поднимая на него глаз. Да ладно, капельку — компанию поддержать. Она не любит такое крепкое, вступает Турбьерн. Разве что капельку, уступает Ингрид и подставляет бокал. Она ощущает смутное волнение: чего это я?
Она садится поудобнее, пригубливает из бокала и думает — экая я вертихвостка, оказывается: ей очень нравится, как смотрит на нее Кристиан. Похоже, я наставляю рога Турбьерну, да с его же подачи, но эта мысль ни мало ее не сдерживает — она ловит каждый взгляд Кристиана. Остальные двое не замечают ничего, Турбьерн рассуждает, что надо не забыть спустить лодку на воду, — Ингрид вроде слышит, а вроде и нет, она вспоминает окурки на земле и того мужчину, но без всякой связи это воспоминание уступает место другому: она, девчонка еще, прибегает домой и видит, что мать, сроду не плакавшая, сидит в старой качалке и рыдает так, что раскачивает ее. Ингрид обмерла от страха, закричала: «Мамочка, что? Папа умер?» А мать подняла на нее чужие, исплаканные глаза и сказала: «Ты что несешь? Все нормально. Иди играй».