– Угу, – отозвался Рэнделл.
Никакого удивления, полная индифферентность. Интересно, интересно.
Разговор перескакивал с одного на другое. Рэнделл упомянул некоего Скотта, сотрудничавшего с АДМ.
– Он ведь дружил с Майком Фрейном? – спросил Уайтекер.
– Ага, дружил.
– Через него вы и вышли на Фрейна, да?
– Угу.
– Значит, Фрейн не сам пришел к нам в поисках работы, его прислал Скотт?
– Не помню точно, что там было… – начал Рэнделл, но его слова потонули в реве двигателей.
Через несколько секунд слышимость восстановилась.
– Я заплатил ему за эту «букашку» пятьдесят тысяч.
– Самая дешевая «букашка» из всех, что мы покупали, – заметил Уайтекер, и оба рассмеялись.
Шепард попытался выудить хоть кусочек потонувшего в гуле высказывания Рэнделла, но безуспешно. Зато первая же фраза звучала как удар колокола: «Я заплатил ему за эту „букашку“ пятьдесят тысяч».
Затем Уайтекер сменил тему.
– Зря мы связались с Фрейном и его бацитрациновым микробом, – посетовал он. – Что нам надо, так это лизиновые «букашки» «Адзиномото».
– Думаешь, они лучше наших?
Шепард навострил уши. Микробы «Адзиномото» упоминались уже не раз. В вечер, когда Уайтекер в своей машине впервые рассказал Шепарду о мошенничестве с ценами, он говорил, что АДМ нанимала женщин, чтобы те покрутились возле американского филиала азиатской компании, постарались завести знакомство с кем-нибудь из служащих и навели их на разговор о продаже микробов. Шепард надеялся, что в записанном разговоре всплывет и это.
Рэнделл с Уайтекером обсудили технические отличия разных микробов. Вдруг Уайтекер, распространявшийся о характеристиках микробов, круто повернул разговор:
– Шевирону так и не удалось тогда добиться толку с этими девками?
– Нет, мы велели ему прикрыть дельце, – ответил Рэнделл. – У нас тогда завязалась дружба с японцами, и требовалась другая стратегия.
Шепард остановил пленку и отмотал немного назад.
«– Шевирону так и не удалось тогда добиться толку с этими девками?
– Нет, мы велели ему прикрыть дельце».
Потрясающе.
Шепард прослушал запись до конца. Качество ее было хуже некуда, но теперь Шепард считал, что история Уайтекера о промышленном шпионаже может оказаться правдой.>{116}
9 января, после двух дождливых дней, солнце пробилось сквозь тучи и засияло над Декейтером. Шепард быстро добрался до стоянки отеля «Холидей-Инн». Сегодня, в такую хорошую погоду, они решили не прятаться в номерах.
Через несколько минут подъехал Уайтекер. Спустя секунду к нему подсел Шепард.
– Соглашение у вас с собой? – спросил он.
– Да, вот оно, – ответил Уайтекер.
В тот день Уайтекер в телефонном разговоре сказал, что готов подписать соглашение. Шепард хотел сделать все как можно быстрее, и Уайтекер согласился прийти на встречу. На следующей неделе он собирался по делам на Каймановы острова.>{117}
Уайтекер вручил Шепарду подписанное соглашение, и они перебросились парой слов, а Уайтекер решил добавить к соглашению еще один пункт. Достав ручку, на последней странице он написал:>{118}
«В дальнейшем я обещаю проходить проверку на полиграфе в любое время».
Огромный угловой кабинет Дуэйна Андреаса находился на шестом этаже административного здания АДМ, рядом с залом заседаний совета директоров. Конфиденциальность ценили в компании очень высоко, и кабинет Андреаса был настоящим храмом тайн. Без приглашения сюда не входил почти никто, и мало кто был свидетелем того, как Андреас плетет телефонные интриги с промышленниками и политиками.
В этом кабинете принимались все окончательные решения. Дуэйн прислушивался к советам, но последнее слово всегда было за ним, главой компании. В тот день Андреасу предстояло принять особенно важное решение.
Увольнять Уайтекера или нет?
Эта история с Фудзиварой всем уже въелась в печенки. Теперь уже никто не верил, что в компании завелся «крот». По-видимому, Уайтекер сочинил «крота», чтобы выиграть время для наладки заводского производства. А эта нелепая выдумка с угрозами его дочери? Да что с ним такое?
Рейзингу поручили допросить Уайтекера с пристрастием и выяснить в точности, звонил ему Фудзивара или нет. Уайтекер по-прежнему настаивал на версии саботажа, но доказательств привести не мог.
