Прошло две недели, и информация о расследовании, начатом в Мобиле, просочилась по каналам ФБР в спрингфилдский офис. Первая весточка пришла 12 июля по телефону из вашингтонского подразделения ФБР по борьбе с мошенничеством.>{201} Затем один из сотрудников отдела переслал в Спрингфилд по факсу копию докладной записки с изложением претензий «Дегассы» к ее бывшим служащим Джонсу и Холлу.>{202}
Копию передали Шепарду и Херндону. Они знали, что метионином занимается подразделение Уайтекера, – этот продукт не раз упоминался в записанных ими разговорах сотрудников АДМ. Херндон вспомнил, что Уайтекер летал как-то с Рэнделлом на самолете компании, выбирая место для строительства метионинового завода. В этом же самолете летел и Крис Джонс, – правда, Уайтекер начал записывать их беседу с Рэнделлом уже после того, как Джонс сошел в одном из промежуточных пунктов посадки.
На полях полученной копии агенты наставили множество вопросительных знаков и обсудили свои сомнения по телефону. Имя Уайтекера в тексте записки не встречалось. Агенты надеялись, что если преступление и было, то Уайтекер в нем не замешан и его, возможно, удастся использовать как свидетеля и по этому делу.
В конце записки в графе «контактное лицо» стояло имя руководителя офиса ФБР в Мобиле – Тим Фурман.
– Брайан, давай позвоним этому Фурману и выясним подробности, – предложил Херндон.
Шепард согласился. Херндон нажал кнопку телеконференции и набрал номер. Фурман подошел к телефону, агенты представились.
– Как вам работается в Мобиле? – спросил Шепард.
Но Фурман не любил лишней болтовни, и Шепард перешел к делу. Он сказал, что они с Херндоном занимаются расследованием фиксирования цен в АДМ, и принялся излагать историю «Битвы за урожай», чтобы у Фурмана сложилась полная картина.
– Мне в общих чертах известно ваше дело, – прервал его Фурман и добавил, что им надо поговорить с Далем, который ведет расследование по метионину. Но Даля на месте нет, сказал он. – Вам следует знать, – продолжил Фурман, – что, согласно самым последним сведениям, ваш Уайтекер все же замешан в нашем деле.
Наступила пауза.
– Тогда нам надо поговорить с Далем как можно скорее, – сказал Херндон.
– Да, я думаю, именно это вам и следует сделать в первую очередь, – согласился Фурман.
В тот же вечер Робин Манн вместе с Роджером Хитоном вошли в один из номеров декейтерского отеля «Холидей-Инн». Манн осмотрелась. Комната была просторная, но мрачная, поскольку из конспиративных соображений шторы были задернуты. Над круглым столом висела замысловатая лампа, которая не столько освещала, сколько создавала игру теней. Не выпуская из рук портфель, Манн выдвинула стул и села. Хитон занял место рядом с ней, Шепард и Херндон остались стоять.
Прокуроры добились своего после года безуспешных попыток встретиться с Уайтекером и сегодня должны были познакомиться со свидетелем. Расследование мошенничества в торговле лизином было в целом закончено, и дело могли передать большому жюри в любой из последующих двенадцати месяцев. Это означало, что прокурорам потребуется время, чтобы вместе с Уайтекером подготовить его показания. Поэтому откладывать встречу больше было нельзя.
В ожидании Уайтекера собравшиеся обсудили, как лучше построить беседу с ним. Агенты рассказали Манн и Хитону о расследовании, проводившемся в Мобиле, но имя Уайтекера не упомянули. Они хотели скоординировать свои действия с Далем.
Договорились, что беседу начнет Шепард, который представит прокуроров и произнесет несколько вводных фраз. После этого прокуроры – в основном Манн – будут задавать интересующие их вопросы. Агенты попросили их не слишком давить на Уайтекера и не запугивать его – это ведь их первое знакомство, а не перекрестный допрос.
Когда появился Уайтекер, все встали. Он был, как всегда, весел и общителен, в нем бурлила энергия подростка. Сшитый по фигуре легкий двубортный костюм был тщательно отглажен, галстук украшал сложный геометрический узор. Хитону, вращавшемуся в мире строгих темных костюмов и белых рубашек, Уайтекер показался пижоном. Он сделал в памяти отметку не забыть проследить за костюмом свидетеля, – если он предстанет перед присяжными в таком виде, его сочтут ветреным и тщеславным фигляром.
