мной ) отошла от жестокого плана. Но я — то целое, что зовётся Валентином — видимо, чем-то отличаюсь от обычных людей, и потому — или я псих-шизофреник, или во мне теперь две личности. Две ипостаси одной души — так, наверно, вернее. И две эти ипостаси жили в относительной гармонии… пока Я не влюбился.
Ещё есть у меня предположение не менее безумное… ха, а так ли уж далёк я от безумия? Все участники старой истории переплелись в новом времени, и где вероятность, что кровь кузнеца, текущая во мне, не хранит память о его добром нраве, о его способности любить ? Во мне взыграла кровь, когда я увидел Дашу. И эта кровь — кровь кузнеца.
Но доброй крови — мало, ей трудно противостоять душе, благодаря которой сердце гоняет кровь в моём теле. Боюсь, что случай с моим «лунатизмом» будет не единичен. Крестьянка поставила цель довести дело до конца, она хочет успокоиться, но она ещё не так сильна, раз я спокойно могу об этом писать.
Пока не сильна.
И пока она не сильна, мне нужно что-то предпринимать, потому что я боюсь. Боюсь не за себя. Боюсь за Дашу. Я боюсь за Четвёртого Из Списка, за виновника этой истории! И мне начхать на это! Так ли уж нужно искать виноватых? Кто старое помянет…
Жизнь — ничто перед любовью.
Нетерпению Валентина не было предела. Даша занята делами, и у неё не оставалось времени на свидания. А у Валентина просто не оставалось времени. Он не знал, когда крестьянка снова проявит себя. Которое утро Валентин просыпался с головной болью, его тошнило, и тошнота длилась весь долгий день. Он не болел, но чувствовал себя разбитым. Каждый сон был урывками, словно кто-то шептал ему постоянно во мраке ночи: «не проспи». И он не был уверен, просыпаясь в холодном поту, что это фантазии. Кто-то
может, дух кузнеца?
стерёг Валентина, делая сон чутким. Но Валентин не был благодарен за это. Валентин устал. Он ждал только встречи с Дашей, с девушкой, которая изменила план его жизни. Он хотел её увидеть, хотел обнять, поцеловать. Он хотел её. Ещё раз, в последний.
Валентин жил встречей «в последний раз». Всего несколько дней, долгих, как целая жизнь. Его охватывало безумие. Он уже не верил в существование крестьянки, в существование Списка, в своё «предназначение», не верил в антисвятого, не верил в святых, не верил в силу молитвы, не верил в истины, открывшиеся ему, не верил в Рай, не верил в цикличность ада, не верил глазам пса, не верил в себя.
Он верил, что сходит с ума. И скоро дороги назад не будет. Это был конец. И Валентин рад ему. Он испытал в своей жизни всё, что хотел испытать, а большего не просил: к чему надрываться? Валентин не видел перспективы в создании семьи: если он шизофреник и крыша его протекла, зачем заставлять страдать любимую? если у них родятся дети и история с крестьянкой каким-то образом возобновится, зачем подвергать страданию детей, внуков или правнуков? если он не страдает шизофренией и личность крестьянки действительно живёт внутри него и жаждет мести, зачем подвергать опасности жизнь Даши, Последней Из Списка?
Пора довести черту. Но прежде чем карандаш перечеркнёт плавную линию лекала…
— Я должен её увидеть… в последний раз… пока могу, — сказал пустой комнате Валентин, потирая виски, и снял трубку с телефонного аппарата.
Когда с Кузьмой у Исаакиевского собора случайно столкнулся плечом корнет лейб-гвардии Гусарского полка, симпатичный молодой человек со щегольскими усиками, и, извинившись, побежал дальше наперерез проезжающему экипажу, из которого выглядывал овал женского лица, скрытого вуалью, у бывшего кузнеца от беспричинного страха оборвалось сердце, душа ушла в пятки. Именно в момент нечаянного столкновения двух совершенно незнакомых людей где-то за сотнями вёрст в Российской глубинке, недалеко от стен женского монастыря, обвалилась земля на могиле без креста. Вместо креста в изголовье была вогнана табличка с единственным словом: «ВАЛЯ». И та табличка медленно упала в черноземный могильный зев.
Сердце Кузьмы вернулось из пяток с ноющей болью. Он схватился за грудь. Кто-то поинтересовался, плохо ли господину и не вызвать ли карету «скорой помощи», но Кузьма отмахнулся, не забыв поблагодарить за участие (в столице принято быть вежливым, и он им был). Кузьма обернулся на корнета и успел услышать конец фразы дамы скрытой вуалью, она обращалась к корнету:
