— Да, отнимать они умеют. Но подожди, почему же ты не на машине?
— Какой ты любопытный…
— Не порок!
— У моего «Тойоты» движок забарахлил чего-то, он в сервисе.
— Почему у «моего»? У моей, наверно, «Тойоты»?
— У твоей «Тойоты» — не знаю, а мой автомобиль на сто процентов мальчик!
Вадик оценил шутку и заливисто рассмеялся. Валентин тоже изобразил смех. Знакомство успешно состоялось.
Вадик выехал к Кузнецкому мосту и завернул в один из двориков.
— Вот здесь я живу, — сказал он.
Разговор с барыней разъяснил: раз власти полосуют землю, знать, так тому и быть.
— И нечего по пустякам меня беспокоить! — прикрикнула на Лаврентия Светлана Андроновна. — Вот манеру взяли…
— Помилуй Бог, хозяюшка, какие ж пустяки?! Мы живём на земле этой… Вас ведь-то кормим-с!..
— Ты меня ещё хлебом попрекни, окаянный! — взвилась Светлана Андроновна. — Пшёл вон!!!
Лаврентий поспешил удалиться, кляня свой бескостный язык. Хотел ведь вразумить, ан вышло шиворот-навыворот. Как всегда, в общем, с хозяевами — будь ты трижды прав, а всё одно дураком выставят. Что же делать, Лаврентий ума не мог приложить. У девок дворовых справился о Демьяне Евсеевиче, тот — вторые сутки пошли — в дом нос не казал. Валюшу Лаврентий встречать избегал: не узнал, не успел спросить о Кузьме, а дочь спросит. Что ей ответить? Молодой барин тоже всё коня измывает, каждый день ускакивая куда-то ни свет ни заря. И побрёл Лаврентий окольно восвояси в деревню, несолоно хлебавши. Тяготело на душе пуще смерти. Как пахать узкие полосы, где лошадям с косулей развернуться? Где скот поить? Сенокос косить? Не укладывалось в голове Лаврентия, а до догадок соображение не шло. В кручине миновал погост, и из дум отвлёк его конный топот. Присмотрелся и признал во всаднике Ивана Демьяныча. Даже обрадовался на краткий миг, а потом хмыкнул, чему радоваться?
Когда молодой барин поравнялся с Лаврентием, Лаврентий окликнул его. Иван Демьяныч потянул узду и остановил взмыленного коня.
— Чего тебе?
— Не гневайтесь, барич! — Лаврентий склонился в поклоне (чем потешил барина, растянувшего губы в злорадную улыбку). — Матушка ваша не в духе, батюшки вовсе нету, а спросить некого, кроме вас. Как же-с нам быть, если пришлый чиновник землю всю полосовал?..
— А-а… об этом ты… Ступай в деревню, делом займись. Я прискачу скоро, растолкую.
Гикнул и был таков.
— А кузнец? — спросил Лаврентий у клубов пыли, выбитой копытами и принесённой порывом ветра к крестьянину.
Иван Демьяныч сдержал слово, приехал в деревню. Под вечер. Собрал всех и, встав между исправником и чиновником, в окружении урядников и чиновничьих людей, принялся растолковывать новый порядок.
По тому порядку выходило, что действительно крайне неудобно пахать, сеять и пожинать на малоземелье, и выход был один. Дабы не нарушать закон, земля та, что принадлежит государству в лице барина, будет отдаваться крестьянам в аренду за установленную барином же издольщину, которая по закону должна быть не менее половины урожая с барской земли. Кроме оного, как прежде, крестьянин обязан продолжать уплачивать оброк за свой душевой надел. Если крестьянин осенью не в силах расплатиться, то его самого и всю семью за неуплату барин имеет право продать другому хозяину. Если крестьянин удумает посягнуть на закон и установленный порядок, его сошлют в Сибирь на поселения, детей мужского пола отдадут в рекруты, жену и дочерей — по усмотрению.
Крестьяне покорно приняли новую участь. Удивительно покорно. Слишком уставшие, чтобы перечить, слишком неподъёмна взвалившаяся ноша, слишком бессмысленно переть против хозяев. Лаврентий никогда не чувствовал себя таким подавленным. Душу раздирал вопрос: «за что?» и он поднял сокрушенную голову, вдыхая шумно носом чистый воздух, но ощущая соленость от скрытых слёз.
Молодой барин опередил его:
— Кузнеца я вам пришлю нового завтра-послезавтра. Про Кузьму забудь, Лаврентий, забудь! Его Сибирь заждалась… Всё, сход закончен!
