Между оглушительными бам-бам раздался крик, что порвал в куски только установленную рутину нового походного распорядка.
– Держи его!
– Не стрелять! Не стрелять!
– Уйдёт же!
– Петрович, куда?!!
– А-а-а-а!!!
Петрович, тот самый боец, на котором оттачивал методику Трифонов, издавал тот самый отчаянно страшный вопль. Опрокинутые стулья валялись в пыли, в пыли же ворочался и Трифонов, воздевший руку в запретительном жесте, а Петрович, сбив с ног постового, бежал на закат, петляя, будто заяц. Крик его удалялся и тонул в машинном грохоте.
– Не стрелять! – грозно прорычал Трифонов. – Куда смотрите, ротозеи?!
Журавлёв разом сорвался с места.
– Ильин за старшего! Первый взвод, за мной! Поймать паразита!!!
Бойцы, как подброшенные, побежали за командиром, а в затылок ему ввинчивался задыхающийся голос Карибского:
– Не дать… до периметра… карантин… там смерть!
Мимо летели метры, опутанные стальной и бетонной паутиной стройки. Летели быстро, но один человек при прочих равных всегда быстрее тридцати, тем более имея изрядную фору.
Когда взвод вырвался из-под техногенных тенет туда, где возвышались грибки часовых и приземистые короба, укрывшие в своём нутре громкоголосые спарки зенитных пушек, глазам спецназовцев предстала картина лютой смерти рядового Петровича.
Он лежал на колючей проволоке лицом вниз. Тело его дёргалось и извивалось, поднимался дымок тлеющей формы, а воздух был приправлен запахом жареного мяса. Электрическая ограда сработала штатно.
– Ых… твою мать! – одышливо выругался Трифонов, увязавшийся за погоней, не учтя, однако, возраст и лишний вес. – Это был человек! Куда ж его понесло, а?!
Журавлёв мрачно подвёл счёт:
«Минус три».
– Возьмите шест и снимите его, – он оглянулся на бойцов, ткнув пальцем в импровизированную похоронную команду. – Ты, ты, ты и ты. И осторожнее, там десять тысяч вольт. Ещё мне не хватало… вы поняли, короче!
* * *
Лагерь встретил скорбную процессию молчанием.
Даже сваеукладчик заткнулся, хоть и по своим резонам.
Тело Петровича капитан приказал закопать за штабелями бетонных блоков. Примерно там, где прошлой ночью телогрейка напугала майора Карибского и коллег. Тогда же ему доложили, что Петрович – это фамилия, а не отчество, как он подумал. Хотя какая теперь разница!
Вечер прошёл тревожно.
Петрович сорвался сам и сорвал чеку, теперь в теле группы тлел запал, и непонятно было, когда рванёт. Бойцы насупленно переглядывались, прекратив даже те упаднические разговорчики, коими каждый развлекал себя утром.
Дело заметно усугубилось тем, что Карибский в приказном порядке прекратил работу по тестированию, так как аналитики и он сам выработали по три нормы сверх положенного по инструкции.
– Товарищи, прошу нас простить. Но мы обязаны прерваться. Ещё немного, и наша эффективность упадёт до критического уровня. Я не могу позволить аналитикам проводить тест Кемпфа в таком состоянии, вреда будет больше, чем пользы.
В результате роту и прикомандированных специалистов развели на две неравные группы: проверенных и непроверенных. Последние были в большинстве, они несли службу, но вступать с ними в контакт было запрещено. Счастливчики охраняли восточную сторону позиции, штаб и батарею гранатомётов, формируя также постоянный резерв. Прочие остались на западной, северной и южной сторонах, отделённые от «чистой» публики неширокой, но до поры неодолимой полосой отчуждения.
Пока они подчинялись приказам, но именно что пока.
Заметно беспокоились и прошедшие тест.
Каждому вдруг до чесотки перестала нравиться близость «прокажённых».
Маленькой проблемой, но всё же проблемой оказалась пища. Провиант рассчитали на четверо суток, с запасом. Запас оказался чрезвычайно оптимистичным, так как пребывание роты на объекте обещало затянуться. Предусмотрительный капитан распорядился урезать пайки, чем вызвал глухое недовольство личного состава.
Журавлёв и Карибский стояли возле гранатомётов, тихо препираясь по поводу распорядка, когда рвануло.
То самое «коллективное бессознательное», что иногда доводит нормальных людей до охоты на ведьм и судов Линча. Слабое звено напряглось, зазвенело и в который раз определило прочность всей цепи.
