— Почему?
— Девчонка еще совсем.
— И что с того? Ты разве не один живешь?
— Действительно, — горько усмехнулся Федор. Вспоминая свое вчерашнее приключение, он поймал себя на мысли, что без злобы думает об Алисе, похитительнице изумрудов и убийце. И это открытие настолько ошеломило парня, что он на некоторое время лишился дара речи. И, только когда они подъезжали к проспекту Мира, встрепенулся. — В этом месте я включил радио, чтобы не скучать. — Он нажал кнопку приемника — из динамика полились спокойная, светлая мелодия и низкий, хрипловатый женский голос. — Вот наваждение! — воскликнул Федор.
— Что такое?
— Не поверите, Геннадий Сергеевич! Та же самая песня!
— «Лили Марлен»? Что ж, бывает, у радиостанций не слишком разнообразный репертуар.
— На проспекте Мира она внимательно разглядывала дома, — припомнил Федор. — Причем верхние этажи. Наверное, знакомые или родственники живут…
— В каком именно месте? — заинтересовался Балуев.
— Сейчас подъеду. — Он остановился метров через двести. — Вот здесь. Эти три дома.
Геннадий приоткрыл дверцу, выглянул наружу. Затем шагнул на мокрый тротуар. Он и не заметил, когда начал моросить дождь. Нежный, сентиментальный шлейф песни потянулся за ним в приоткрытую дверцу. Три шестиэтажных дома, как близнецы-братья, смотрели на него погасшими глазницами окон — третий час ночи, все спят. И только на первых этажах вовсю резвятся неоновые рекламы: в одном доме — булочная, в другом — кинотеатр «Знамя», в третьем — ювелирный магазин. «Так-так. Забавно. А магазинчик-то наш!» — отметил про себя Балуев.
Он вернулся к машине, когда женский голос едва выдохнул слова: «It’s you, Lili Marlene». — «Это ты, Лили Марлен».
— Одно можно сказать с уверенностью: квартиры в этих домах не для простых смертных! — Они снова тронулись в путь. — Не мешало бы, конечно, тебе попастись днем в этом районе. Может быть, встретишь вчерашнюю знакомую. Чем черт не шутит?
— Завтра воскресенье, — напомнил Федор. — Ювелирный не работает.
— Какой ты наивный, Федя! Неужели думаешь, она пойдет сдавать изумруды в магазин, тем более к нам? Не на ту напал! А вот за хлебом с утра пойти может. И в киношку отчего бы не сходить? Хотя все же маловероятно, что она живет в этих домах. Здесь обитают солидные люди.
Свернув на Западную, они как-то разом утихли, каждый по своей причине: один в предчувствии крупного улова, другой — продолжая ощущать на себе дыхание роковой ночи.
Подкатив к магазину «Игрушки», они долго не решались выйти, обследуя местность. На противоположной стороне улицы находился ночной бар с трогательным названием «Ромашка», рядом с баром — какое-то административное здание, похожее на бывший райком партии. На той же стороне, где располагался магазин, сплошь были жилые дома.
— А «Игрушки»-то на ремонте! — обратил внимание Балуев на вымазанные известкой витрины. — Заглянем-ка для начала в бар, — предложил он.
— Я не проголодался, — пожал плечами Федор, вызвав улыбку на губах начальника.
Бар не ломился от посетителей. Бармен, парень лет двадцати, в пестрых подтяжках поверх белоснежной сорочки с короткими рукавами, дремал за стойкой. Видно, сны посещали его чаще, чем местные жители.
— Эй, приятель! — Геннадий Сергеевич постучал костяшками пальцев по кассовому аппарату, отчего бармен мигом встрепенулся.
— Слушаю вас!
Со сна парень походил на едва оперившегося птенца, плохо держащего головку.
— Скажи-ка, земляк, — обратился к нему по-свойски Балуев, — не заходила ли сюда на днях девица — высокая ростом, брюнетка, с короткой стрижкой и с косой челкой, почти закрывающей правый глаз.
Бармен выслушал все это с таким постным выражением лица, будто ему предлагали повеситься на собственных подтяжках, и пробубнил казенным голосом:
— Тут разговоры не разговаривают. Тут выпивают и кушают.
— Конечно-конечно, — успокоил его Балуев и сделал заказ: — Джин-тоник для меня и апельсиновый сок для моего друга — он за рулем. — И, протянув десятидолларовую банкноту, добавил: — Только без сдачи, а то обижусь!
Бармен сразу просветлел, налился силой, как яблочко в сентябре, и подал им два внушительных фужера с напитками. Потом, осмотрев Балуева с ног до головы и сделав какие-то свои барменские выводы, поманил его пальцем и шепотом, будто кто-то, кроме Федора, мог их подслушать, сообщил: